Данай, узнав поутру об этом казусе, хотел в ярости утопить ослушавшуюся отцовского наказа мерзавку, но за Гипермнестру вступилась богиня любви Афродита. Девушку пощадили и даже вернули мужу, которого решили, раз уж выжил, не добивать. Кстати сказать, именно от этой пары вел свою земную генеалогию Геракл.
Данай в благодарность богам за чудесное избавление от нашествия принялся строить в Лернейской долине алтари, храмы и целые храмовые комплексы, стараясь никого не обидеть. Больше всего средств ушло на знаменитый храм Афины, ставший впоследствии одним из самых популярных мест паломничества. И идти было недалеко, и кормили при храме прилично.
Самым неприятным последствием нашествия египетских женихов стала проблема, куда девать такое количество молодых вдов. Но Данай и тут не растерялся, разделавшись с вопросом под лозунгом «ОФП — залог наших побед». Он приказал объявить, что все участники назначенного на ближайшее воскресенье забега на милю получат в жены по принцессе. Причем спортивный принцип восторжествует в полной мере: победитель сможет выбрать себе жену первым, серебряный призер — вторым, бронзовый — третьим, и так по порядку занятых мест. Но поскольку все поступившие в призовой фонд дамы по своему происхождению принцессы, то никто не окажется ущемленным.
— Главное — не победа, а участие! — сказал Данай в завершение своей речи на торжественном митинге, открывающем соревнование на призы правителя Аргоса.
Неувязка вышла только с количеством участников. Жители города, памятуя, чем кончаются брачные ночи с дочерьми Даная, не торопились записываться добровольцами. Чтобы создать хоть какую-то иллюзию кворума, пришлось пригнать из местной тюрьмы четырех уголовников, пообещав им за этот побег не пять лет, как обычно, а условно-досрочное освобождение и кралю в придачу.
Зато, увидев на следующее утро, что с участниками первого забега ничего страшного не произошло, на второй этап этого гран-при горожане записывались уже охотнее. Третий прошел просто на ура. Не минуло и пары месяцев, как все вдовицы были пристроены. Воскресные же забеги настолько вошли у местного населения в привычку, что стали традиционными. В честь этого в долине был выстроен очередной храмовый комплекс, украшенный статуями бегущих атлетов и стоящих в ожидании девиц.
Но боги, конечно, не простили дочкам Даная коварного убийства. По части, кому что припомнить, у эллинов вообще дело было поставлено крепко. После смерти все Данаиды были осуждены на исправительные работы в структуре жилищно-коммунального хозяйства Аида. Дамам велели таскать воду ведрами в бочку, из которой питалась вся канализационная система подземного царства. При этом в приговоре имелся подлый пункт, по которому Данаиды освобождались от наказания, если бы сумели доверху наполнить эту водонапорную башню. Но когда уровень воды в резервуаре, прозванном «бочкой Данаид», приближался к максимальной отметке, кто-нибудь из обитателей Аида обязательно дергал за ручку туалетного бачка и все труды несчастных женщин шли прахом.
Организатор преступления, как обычно, смог выйти сухим из этой воды. Данай правил в Аргосе долго и счастливо, стал самым могучим царем Греции своего времени и даже получил титул отца всех греков, которых стали называть по его имени данайцами. Из-за него же коварство стало считаться характерной чертой греков и даже вошло при Гомере в поговорку, призывающую бояться приносящих дары данайцев. Тем не менее, исторически сложилось именно так, что на вопрос: «Откуда есть, пошла земля греческая?» — у древних греков был совершенно однозначный ответ: из Лерны. Вроде того, как большая история коммунистической Кубы началась с высадки в заливе Свиней.
Тем понятней становится народный гнев, вызванный появлением в Лернейской долине зверя неизвестной породы, предающего поруганию национальные святыни. В голове простого эллина не укладывалось, как власти могли допустить захват долины непонятным созданием со странным именем «гидра».
Со стороны последней поселиться в долине Лерны было не только пощечиной обществу, но и попросту неприкрытым хамством. С таким же успехом она могла бы обосноваться, например, в Троице-Сергиевой лавре. Хотя мириться с тем, что какая-то черная каракатица поганит священное для сердца каждого грека место, общественное мнение не хотело, но и поделать с этим ничего не могло.
Точно так же, как и в истории с Немейским львом, слово «гидра» было взято для обозначения данного субъекта исключительно из-за лингвистического удушья, охватывавшего всякого, кто пытался найти в греческом языке более подходящее существительное. Что неслучайно, поскольку гидра и лев были родными братом и сестрой, произошедшими от змееподобной женщины Ехидны и дракона Тифона.
Гидра представляла собой существо с туловищем гигантской собаки, на котором были закреплены девять огромных змеиных голов. Сзади у гидры вместо веселого собачьего хвостика-крючка выпирал мощный хвост, увидев который, Годзилла от зависти, а скорее от стыда за свой жалкий обрубок, незамедлительно сделал бы харакири. Кроме того, одна из голов была бессмертна и обладала способностью жить и бороться даже отдельно от туловища.
Но главным оружием гидры было ядовитое дыхание, превосходившее по своим отравляющим свойствам любое химическое оружие до изобретения иприта. Благородные греческие рыцари, отваживавшиеся вступить в бой с гидрой, падали замертво, не успев приблизиться к противнику даже на полсотни шагов. Возможно, в наше время патентованные зубные пасты, мятные леденцы и жевательные резинки смогли бы что-то сделать с ее запахом изо рта. Но три с половиной тысячи лет назад все было не так, как сейчас. И именно наличие неприятного запаха придавало гидре уверенность в себе и позволяло ей налаживать оптимальный контакт с окружающими.
По ночам, когда гидра спала, ее ядовитое дыхание смешивалось с поднимающимся над долиной туманом и убивало все в округе. Днем же мерзкое животное нападало на стада, пасшиеся в долине, или подкарауливало путников, еще осмеливавшихся проходить мимо ее логова.
Свое жилище гидра устроила под платаном у трех ключей, дающих начало реке Амимона. Происхождением эта река обязана одной из дочерей уже упоминавшегося Даная. Как-то раз, прогуливаясь по лесу, она разбудила спавшего на поляне сатира. Этих волосатых, похотливых и вечно пьяных козлоногих мужиков с хвостом и маленькими рожками можно было встретить в ту пору где угодно. Они либо спали, либо пили, либо… ну вы сами понимаете. При этом они числились в почетной свите бога виноградарства и виноделия Диониса, и обижать их было чревато крупными неприятностями. Оттого, ощущая полную безнаказанность, эти половые опричники устраивали везде, где появлялись, настоящий сексуальный террор.
Обрадованный неожиданной встречей, сатир с криком: «Хочешь большой, но чистой любви?» — погнался за девушкой, которая, выбившись из сил и уже не чая спастись, принялась призывать на помощь всех богов подряд. На сигнал SOS неожиданно откликнулся находившийся неподалеку Посейдон. Трезубец просвистел над головой сатира, и тот предпочел ретироваться, поняв, что в дело вступили серьезные дяди и ему теперь ничего не светит.
Пожилой дедушка Посейдон был предпочтительней молодого нахала исключительно из коммерческих соображений: он хоть как-то мог отблагодарить девушку за любовь. В то время как мохнатый сладострастник просто-напросто встал бы, отряхнулся и, бросив через плечо: «Сатиры денег не берут», побрел досыпать в чашу. Поэтому Посейдон из двух зол представлялся гораздо более выгодным. Так и оказалось: в награду за труд престарелый водяной подарил Данаиде речку, которую назвал ее именем. Он выдернул воткнувшийся в землю трезубец, и из пробитых дыр потекла вода, давшая начало реке Амимона.
Такая вот была трогательная история.
Но гидре на всю эту дорогую греческим сердцам лирику было наплевать с прибором. Она завалила русло реки, и разлившаяся вода превратила часть долины в болото, в котором гадкое животное и плескалось в свободное от охоты и сна время. В общем, все это было очень неприятно, и второе задание, порученное Эврисфеем своему специальному агенту, заключалось как раз в ликвидации наглой твари и устранении последствий ее жизнедеятельности.