«Да это же у меня зубы стучат!» — изумился юноша, тщетно пытаясь удержать пляшущие челюсти.
Физба внезапно бросилась юноше на грудь и, прильнув, судорожно зарыдала. Фионил не знал, не любил женских слез. Он удивленно обеими ладонями приподнял голову подруги, развернул лицо девушки к себе, пытаясь невнятным шепотом и поцелуями остановить соленый-соленый поток.
Что? — попытался расслышать Фионил жалобный лепет, неслышимо срывавшийся с обметанных губ.
Боги оставили нас! Мы погибнем, мы все погибнем! — как безумная, шептала девушка, сотрясаясь в рыданиях. — Мы прогневали Великий Олимп, и нет нам пощады от мести богов! — внезапно слабый шепот обрел силу, и Физба, выскользнув из объятий Фионила, ринулась в зловещую бездну.
Лишь мгновение черным пламенем трепетали ее черные кудри, море заглотало беззвучную жертву и вдруг расстелилось до горизонта лазурной простыней. Еще мгновение назад верещала на разные злобные голоса буря, еще миг назад рваные клочья туч гончими псами неслись над головой, и лишь одинокий зловеще багряный луч сиял в зените, словно око вампира, жаждущего крови. И вот природа с улыбкой взирает на мокрую фигуру на вершине утеса. Фионил содрогнулся — его шаг к бездне был позади.
Неправда, что предатели живут припеваючи. Нет, легче не жить, чем ежесекундно чувствовать, как что- то жаркое и острое с ядовитым клинком впивается тебе в грудь и, медленно проворачиваясь, жалит в сердце. Фионил бросился на мокрый камень и зарыдал, сотрясаясь в рычании. То не был голос человека, так стонет и мечется раненый тигр, пытаясь вырвать из пробитого бока копье охотника. Так желтоглазая пума мечется по узкой теснине, в азарте погони далеко обставившая преследователей и теперь ими же брошенная в безысходности.
А там, в долине умирали выжившие. Раненые взывали к небу о помощи. И трупы валялись вперемежку с живыми. Но глухи небеса к мольбам слабых и равнодушны. А посреди хаоса смерти на каменном островке рыдал тот, кто был причиной побоища и гибели сотен и сотен, хоть и перед лицом неведомой матери Фионил не сумел бы разъяснить, в чем его вина. И тогда поднялся юноша с колен, и, обратя лицо к небу, воскликнул:
— Пусть будут прокляты те, кто из мести иль скуки, от ненависти иль недомыслия учинил это злодейство! Пусть боги покарают его лютой карой, пусть не найдет он покоя ни среди мертвых, ни среди живых, ибо нет предела морской пучине и нет предела подлости человеческой!
Громовой хохот был ответом. Хохотала земля, вздыбливаясь валунами и расходясь в зияющих трещинах ухмылки, грохотали небеса, раскачивая на небосводе светило, море смеялось мириадой сверкающих брызг. И пришел ответ, но его не расслушать.
Тот же слезливый туман — и просветление. Фионил почувствовал, что его, лежащего, бьют по щекам и плещут в лицо водой. Сквозь дымку проступило и разъяснилось светлое личико Физбы, озабоченно склонившейся к нему на коленях. Черные локоны свисали тяжелыми канатами, смешиваясь, сплетаясь со светлыми прядями Фионила.
Что?.. Что это было?.. — ни мокрых камней, ни простертых окровавленных тел. Лишь бормотала поодаль безумная грязная старуха.
Разве можно бродить в такую жару? — ласково пеняла девушка, прохладными ладонями отирая лицо Фионила.
А… — все еще не веря глазам, недоверчиво попытался приподнять голову юноша, — город цел? Я видел развалины!
Город? — девушка приподнялась на одно колено, изумленно бросив взгляд через плечо на пыльные улочки с торопящимися в сень жилищ обитателями. — Вы, видно, совсем ослабели от этой проклятущей жары!
Но Фионил все еще чувствовал пронизывающий ветер и хохочущий голос с небес, орущий что-то оскорбительное и желчное.
А та старуха? Черная эфиопка? — заозирался юноша.
Девушка озадаченно прикусила нижнюю губу, окликнула кого-то из глубины хижины:
Маменька! Принеси виноградного сока для юноши!
Из прохладного полумрака упала женская тень, и уже добрые руки протягивали глиняную чашу к пересохшим губам юноши.
— Пейте! — улыбнулась слегка увядшая женщина. Но следы былой красоты, как сусальная позолота, проступали в мягких очертаниях лица, правильной форме носа, в слегка усталых глазах. — Ну, и напугали вы нас, когда вдруг свалились прямо перед нашими окнами! — ласково покачала головой женщина. — Физба уж собиралась за лекарем мальчонку посылать, но, хвала богам, вот уже и румянец у вас на щеках!
Физба? Вашу дочь зовут Физба? — встрепенулся Фионил: хоть что-то из его видений было правдой.
Мне показалось… — начал он, но умолк, так не вязались его видения с полуденным сонным зноем и мирным жужжанием мух над навозной кучей.