Выбрать главу

Посыльный еще раз поклонился герцогине, вскочил в седло и вскоре скрылся с глаз.

Анна-Женевьева дрожащими руками держала конверт, боясь открыть его. Анри хотел было подойти к матери, но, заметив ее состояние, понял, что сейчас нужно оставить ее одну.

Не замечая ничего вокруг себя, Анна-Женевьева по дорожке сада вернулась к той скамье, на которой все эти дни выглядывала весточку от любимого. Она не знала, сколько держала в руках конверт прежде чем открыла его.

Внутри она обнаружила запечатанное письмо, на котором было одно лишь слово, написанное все той же знакомой рукой – «Анри», и сложенный вчетверо листок бумаги.

«Анна-Женевьева... Дорогая моя...» – прочла она первые строки, и слезы невольно проступили в ее глазах... «Любимая моя...

К моему великому сожалению я не смогу лично сказать вам то, что собираюсь доверить бумаге. Конечно, это риск, который я не допускал раньше все эти годы, что живет наша любовь, но я уверен в Портосе, я знаю, он пошлет к вам с этим письмом самого верного слугу. Я не сомневаюсь, что вы получите это письмо, только вы и никто другой.

Простите меня, Анна-Женевьева. Простите, что вынужден сообщать письмом то, что должен был сказать лично. Но время сейчас против меня.

Я... умираю...

Не знаю, сколько еще мне отпущено на этой земле. Но я не могу покинуть этот мир, не сказав вам мое последнее «прости». Я не могу уйти, не сказав вам и нашему сыну то, что чувствовал все эти годы, но не говорил. Страх причинить неприятности вам и Анри мешал мне открыться. Вам ли мне говорить, как наше общество относится к незаконнорожденным. Я всегда хотел для Анри только самого лучшего. Как я вам и обещал, я все эти годы старался быть рядом с ним. Будучи его духовником, это было не сложно сделать, не вызвав подозрений.

Господи... Сколько раз я хотел сказать ему правду! Как разрывалось мое сердце при каждой встрече с ним! Я и не подозревал, насколько сильным может быть голос крови.

И вот сейчас я сижу в покоях в доме Портоса, пишу вам это письмо и сожалею лишь об одном. Я сожалею не об ошибках прошлого и не о моих несбывшихся авантюрах, я готов понести наказание перед Богом за все то, что сделал в своей жизни. Я сожалею лишь о том, что так и не успел открыться самому родному мне человеку, тому, ради которого я, не раздумывая ни секунды, все эти годы был готов отдать жизнь, ради которого я бы убил любого, кто посмел бы словом или поступком обидеть его или причинить боль.

Я так и не сказал своему сыну, что люблю его.

Я написал ему письмо. В вашей власти поступить с этим письмом так, как вы посчитаете нужным. Вы можете уничтожить его, если передумаете и не захотите, чтобы Анри узнал правду, вы можете вскрыть его и узнать, что я сказал своему сыну на прощание, вы можете отдать его ему, не вскрывая. Поступайте, как сочтете нужным.

А я... Я покорился воле Господа и смиренно жду, когда он призовет меня к себе.

Прощайте, милая Анна-Женевьева. Я много чего в своей жизни сделал и сказал против убеждений сердца и разума. Но в одном я клянусь вам... Клянусь перед лицом смерти, что я... любил вас... и буду любить до последнего вздоха.

Простите меня ...и прощайте...

Ваш Рене...»

Уже начало темнеть, а Анна-Женевьева так и сидела на скамье, держа в руках письмо, и плакала. Она теперь поняла смысл того сна. Тогда, во сне, Арамис пришел попрощаться с ней. Он любил ее, она всегда это знала, чувствовала! И вот он умирает, а она даже не может попрощаться с ним, обнять его в последний раз, в последний раз ощутить сладость его губ, нежность его объятий, теплоту его дыхания на своей щеке. Они так далеко друг от друга. Ее сердце разрывалось от боли, и никто не мог сейчас ей помочь.

- Матушка... – Раздался осторожный голос где-то рядом.

Это встревоженный Анри, увидев, что начало темнеть, а матушка так и не вернулась в дом, отправился ее искать и обнаружил там же, где и оставил несколько часов назад – на скамье с письмом в руках.

Она подняла на сына глаза, и Анри отшатнулся. Он впервые увидел слезы в глазах матери, слезы отчаяния и переполнявшей сердце боли.

- Матушка, что с вами?! – Он бросился к матери, опустившись перед ней на колени. – Кто посмел обидеть вас? Скажите мне, и я вызову его на дуэль, кто бы это ни был!

- Ах, сын мой. Это невозможно...

- Почему?

- Потому что нельзя вызвать на дуэль... смерть... – Шепотом произнесла она, пытаясь остановить рвавшиеся наружу рыдания.

Анри замер, не зная, что делать, как помочь матери. Смерть? Кто-то очень близкий для его матушки умер? Он поднялся с колен и сел рядом с ней, продолжая держать ее руку в своей.

Они молча сидели какое-то время. Анна-Женевьева о чем-то думала, и Анри не смел потревожить ее ни словом, ни вздохом, ни движением.

Вдруг она повернулась к сыну.

- Анри... Сын мой... Вы знаете, что я люблю вас больше всего на свете. Вы знаете, что вы – самое дорогое, что у меня есть.

- Матушка...

- Послушайте меня, сын мой... – Она замерла на мгновение и продолжила тем голосом, которым обычно говорят, приняв окончательное решение. – У меня есть тайна. Тайна, которая касается и вас. Я не буду говорить вам все, я дам возможность сказать это тому, кто заслуживает этого больше меня. Тому, кто любил вас все эти годы, был рядом даже тогда, когда не мог быть рядом физически, кто хранил и оберегал вас своими молитвами.

- Вы говорите о моем духовном отце, месье дЭрбле? – Догадался Анри.

- Да... – Анна-Женевьева протянула сыну письмо Арамиса к нему. – Прочтите это. Вы видите, что письмо запечатано. Я не знаю, что в нем, но не сомневаюсь, что его преосвященство нашел самые верные и нужные слова. Я только лишь об одном вас прошу, сын мой. Когда вы все узнаете, я прошу вас понять и простить меня... и вашего отца...

Герцогиня отдала письмо удивленному Анри, который ничего не понимал. Какая тайна? Почему он должен прощать герцога де Лонгвиля? Почему его матушка так убивается?

Анна-Женевьева поцеловала сына и, прижимая к груди письмо Арамиса, медленно пошла по дорожке к дому.

Анри же долго сидел на скамейке, держа в руках конверт, переданный матерью. Слуги уже успели зажечь огонь во всех факелах, коих было немало в поместье, а Анри все сидел и сидел, почему-то боясь открыть конверт.

Наконец, он решился и распечатал письмо. И первые же строки повергли его в шок.

«Анри...

То, что я скажу тебе сейчас, я должен был сказать тебе давно и при личной встрече.

Много лет назад я встретил женщину, появление которой в своей жизни я сначала воспринял, как приключение. Но постепенно понял, что это то, от чего я всю жизнь убегал, и что все равно настигло меня. Я понял, что люблю ее.

Увы... Нашей любви не суждено было стать реальностью. Мой духовный сан и обет безбрачия и ее замужество не давали нам ни малейшего шанса объединить наши судьбы. Но Господь оказался милостив и – не знаю, за какие такие заслуги перед ним – подарил нам счастье в лице нашего сына.

Тебя, наверное, удивляет, зачем я тебе рассказываю эту историю.

А объяснение очень простое. Сейчас я скажу тебе то, что не решался сказать все эти годы. Я рассказываю тебе это, потому что... Потому что этой женщиной была твоя мать – Анна-Женевьева... И потому что каждый раз, называя тебя сыном... я говорил правду...

Потому что ты был не только моим духовным сыном.

Потому что... ты мой КРОВНЫЙ сын...

Прости меня. Прости, что не сказал тебе этого раньше. Меньше всего на свете я хотел причинить тебе неприятности. Будучи сыном герцога де Лонгвиля, ты имел все – положение в обществе, титул. А если бы всплыло твое истинное происхождение, мне даже думать страшно, как все могло бы обернуться для тебя и для твоей матери. Наше общество беспощадно к незаконнорожденным.

Сейчас я говорю тебе правду, потому что мои дни на этой земле сочтены. У меня даже не остается времени, чтобы лично приехать к вам, сказать вам, как я вас люблю и как мне вас не хватает.

Я даже не уверен, хватит ли мне времени вернуться в Испанию, чтобы успеть там сделать дела, незавершение которых может сильно повлиять на судьбы многих сильных мира сего.