Огромные запасы непроданной продукции давили на рынок. В ходе предвыборной кампании Гувер обещал фермерам увеличить пошлины на импортное продовольствие. Проект закона встретил множество возражений, и Конгресс обсуждал его два года. Протекционизм приносил пользу неоперившейся экономике в прежние времена, защищая ее от иностранной соперницы, да и то не всегда. Но в глобальном мире такие меры уже были анахронизмом. Тем не менее в июне 1930 года Конгресс утвердил билль, и он поступил на подпись к президенту. На 20 тыс. товаров, в основном промышленных — сельхозпродукты прятались среди них крохотной долей, — пошлины возрастали почти вдвое.
Три дня ходил вокруг стола сумрачный президент, поглядывая на разложенные листы. Еще в мае более тысячи экономистов обратились к Гуверу, призывая его не подписывать билль. Генри Форд назвал повышение тарифов «экономической глупостью». Томас Ламонт, исполнительный директор банка Моргана: «Я почти упал на колени перед президентом, умоляя его применить вето». Госсекретарь Стимсон предостерегал: неизбежное сокращение внешней торговли разрушит международную финансовую систему. Пресс-секретарь, представляя президенту почту, заметил, что такой волны протеста еще не бывало.
17 июня Гувер подписал билль.
Французские газеты сравнили американский закон с блокадой; Европа не замедлила поднять свои пошлины. Ущерб — ничего другого скачок пошлин не принес, коллапс только усилился. Экспорт упал на 61 %, импорт — на 63 %. В первые месяц-два некоторые предприятия получили чуть больше заказов, но осенью все экономические показатели пошли вниз и надолго. Банкротство потерпели банки, связанные с внешней торговлей. Пошатнулись экономики Франции и Германии; и тут можно даже задаться вопросом: не помог ли Гувер — конечно, и в мыслях того не имея, — воцарению Гитлера?
Биографы разошлись во мнениях относительно гуверовских резонов в истории с тарифами. Одни вообще стараются ее обойти, другие ищут ответ либо в психологическом состоянии Гувера, либо в его отношениях с Конгрессом. Последнее утверждение не выдерживает никакой критики, ибо какие проблемы могут возникнуть у президента, чья партия имеет большинство в обеих палатах Конгресса?
То, что Гувер в начале 1930 года испытал стресс, — не вызывает сомнения. Впервые за 35 лет его решения, его действия на протяжении более полугода — как удар в подушку: колоссальной силы замах вязнет в вате. На какое-то время он становится безучастен; сотрудники привыкли к его молчаливости, но сейчас они отмечают, что президент подолгу не роняет ни слова. А за решеткой Белого дома нарастает недовольство, президент теряет ореол счастливого человека, не знающего поражений. Один из биографов, Гарри Уоррен, выносит заключение: «Возможно, ничего более не нанесло ущерба репутации Гувера в первые два года <президентства>, нежели подписание этого тарифа».
Пытаясь сгладить неприятный эффект повышения тарифов, Гувер выпускает в следующем году меморандум о приостановке межгосударственных платежей: европейских долгов Америке и германских репараций Франции. Снова недовольство. Франция возмущена, протестуют американские держатели векселей.
Детище Гувера, Национальная кредитная корпорация, добровольное объединение банков, вяло выдает ссуды мелким банкам, не очень веря в возврат кредитов. Идея частных усилий капитала начала чадить. В 1932 году пришлось создать федеральную Компанию финансовой реконструкции (Reconstruction Finance Corporation, RFC), которая к концу года предоставила субсидий более чем на 2 млрд долларов.
Гувер долго верил, что сила частной инициативы не знает границ, реальность показала ее пределы. Экстремальная ситуация требовала иного подхода, на который Гувер пошел лишь в самый последний момент — на создание RFC, то есть на прямое участие государства в спасении народа, да и самого государства, перед которым брезжили социализм и фашизм. Начиналось самое опасное, самое страшное: общество погрузилось в оцепенение; оказалось, что психологическая депрессия во сто крат хуже экономической. Авторитет Гувера падал неудержимо.
В мае 1932 года к Вашингтону стянулось более 17 тысяч ветеранов Мировой войны, потерявших работу. В 1924 году им были назначены бонусы с погашением к 1945 году — ветераны потребовали немедленной выплаты. Им отказали, они расположились лагерем на улицах Вашингтона. Налет полиции они отбили. Тогда президент приказал начальнику штаба армии генералу Мак-Артуру ввести войска. Майор Эйзенхауэр, помощник генерала, советовал своему шефу лично не вмешиваться: не дело прямого потомка древнего шотландского рода воевать «с этими сукиными сынами»; но генерал не внял. Пехотный полк, поддержанный кавалерией и шестью танками майора Паттона, под водительством Мак-Артура взял лагерь штурмом.[4] Ветераны ушли из города и остановились неподалеку. Уверяют, что Гувер приказал их больше не трогать, но Мак-Артур атаковал и этот лагерь. В ход пошли винтовки и слезоточивый газ. 55 человек ранено, 135 арестовано.