Смерть Рузвельта вернула Гувера в большую политику. Новый президент Гарри Трумен был одним из тех людей в США, которые соглашались с Гувером, что лучше бы «одна собака сгрызла другую» без того, чтобы Америка вмешалась в войну. В Вашингтоне о повороте гуверовской судьбы догадались не сразу, и, когда Трумен назначал адмирала Страусса руководителем комиссии по атомной энергии, адмирал честно сказал: «Знаете ли вы, господин президент, что я „черный“ гуверовский республиканец?» — «Конечно, я это знаю. Что касается Гувера… Вы можете не знать этого, но я отношусь к нему с высоким уважением. Я думаю, что он великий американец, и настанет день, когда он будет признан даже теми, кто ныне поносит его».
1 марта 1946 года, спустя 13 лет, Гувер вошел в Белый дом. Европа снова, как 28 лет назад, стояла перед катастрофой, и Трумен попросил «лучшего организатора борьбы с голодом» направиться в Европу и в Азию, ибо мир стал глобален во всех отношениях. «Вы знаете о голоде больше, чем кто-либо на Земле», — сказал президент.
В сопровождении четырех старых сотрудников АRА Гувер вылетел во Францию. Далее были Рим, Берлин, Варшава, Кипр, Каир, Бомбей, Пекин, Токио и промежуточные станции. За 57 дней группа Гувера посетила
22 страны, он встречался с их лидерами и министрами, с командующими американскими войсками в Германии и Японии. В Риме беседовал с папой Пием XI, в Варшаве — с Берутом и Миколайчиком. Ему представили Гомулку (который потом стал польским руководителем) как одного из мальчиков, спасенных АRА в начале 1920-х. В Пекине он разговаривал с Чан Кайши, в Бомбее — с Неру и Ганди. В Токио 2 часа, без посторонних, шептался с генералом Мак-Артуром, командующим американской армией на Тихом океане. Им было о чем вспомнить и чем поделиться.
Работа шла каждый день, ибо собранные в одной стране сведения обрабатывались во время полета в другую страну. Никаких пустых дней, торжественных приемов, посещений и увеселений. Возвращение в Нью-Йорк через Гонолулу и Сан-Франциско обозначило окончание очередного кругосветного путешествия. Такой напряженной работы ему уже давно не выпадало, а ему было почти 72 года.
Полученные данные показали: даже при использовании всех собственных ресурсов бедствующим странам не достанет 11 млн тонн продовольствия. Расчеты, представленные правительству, определили масштабы необходимой американской помощи.
Немного отдохнув, в июне 1946 года Гувер, по просьбе Трумена, вновь сел в самолет и направился в страны Центральной и Южной Америки. Снова сбор сведений, затем нелегкая работа дома — уговоры законодателей, выступления по радио с призывами к американцам согласиться на необходимые расходы. «Голод висит над домами 800 миллионов человек, третью человечества, — говорил он. — Мать стоит перед своими детьми в ужасе, не зная, чем их накормить. Голод не менее разрушителен, чем война, он парализует человека и лишает его морали. Все достинства праведной жизни исчезают при его вторжении. Но мы можем спасти этих людей, если захотим».
Представленный Труменом билль об ассигновании 425 млн долларов на оказание помощи двум десяткам стран получил одобрение Конгресса.
Восстановление общественного признания достигло апогея в день семидесятичетырехлетия Гувера, 10 августа 1949 года. Конгресс принял резолюцию «с сердечным поздравлением, с выражениями восторга и благодарности за его службу стране и миру». Поздравления присылали губернаторы штатов, министры, мэры городов, иностранные правительства. Газетные полосы, радиопередачи полнились восторженными ретроспекциями. Теперь все уверяли, что он «великий американец и великий гуманист» и даже «великий президент». Все это носило оттенок извинения за прошлые оскорбления. Еще раньше, в 1947 году, плотине на Колорадо было возвращено законное имя — Hoover dam.
Возвращение к деятельной жизни было благодатным — душа утешилась, вернулись спокойствие духа и даже чувство юмора: «Я единственный человек, чьим именем названа депрессия». Он погрузился в воспоминания, написал три тома мемуаров — они были изданы в 1951–1953 годах; его книга «Трагический опыт Вудро Вильсона» стала бестселлером.
В июле 1963 года Гувер испытал сильное недомогание — гастрокровотечение. Тем не менее весной следующего года он уехал в Нью-Йорк, в «свой» номер в «Уолдорф Астории». Там он находился под постоянным наблюдением врачей, младший сын Аллан перенес в Уолдорф свой офис, чтобы находиться поближе к отцу.
10 августа 1964 года. 16 штатов объявили этот день, день его девяностолетия, «Днем Гувера». Он продолжал работать, писать до самого последнего дня, до 20 октября 1964 года. Сильнейшее кровотечение свело его в этот день в могилу. Президент Джонсон распорядился приспустить государственные флаги и объявил национальный траур.