В конце мая 1936 года Мура стала испытывать странное недомогание. Она то принималась рыдать, что никогда не было ей свойственно, то ее вдруг охватывало острое желание бросить все и уехать во Францию. На нее явно надвинулась тень какой-то непонятной, но серьезной жизненной перемены. И тут газеты сообщили, что в Москве смертельно болен Горький. Через несколько дней я получил от Муры, телеграмму из России. Она ухаживала за Горьким и оставалась с ним до конца; что-то делала с его бумагами. Вероятно, там были документы, которым не следовало попадать в руки ОГПУ, и Мура, конечно, спрятала их в надежном месте. После первой телеграммы она почти три недели не давала о себе знать, и я решил, что Россия, наконец, окончательно ее поглотила. Но однажды около часу ночи она позвонила…»
Pax Mundi
В 1935 году Уэллс оставил Истон-Глиб.
Его новый адрес теперь — дом 13, Ганновер-террас.
Собственно, это не дом, это отдельный подъезд в длинном двухэтажном здании.
Номер подъезда Уэллс сам вывел на дверях фосфоресцирующей краской. «Здесь хочу дожить». Сказано было мимоходом, но так и получилось. С Ганновер-террас он уезжал на континент, отсюда отправился в очередной раз в Америку. В Вашингтоне, в ноябре, встречался с Рузвельтом; в Лос-Анджелесе пять недель прожил в доме Чарли Чаплина. «У него был усталый вид, — рассказывал Чаплин. — Ему следовало отдохнуть. Я спросил: Герберт, что вы теперь собираетесь делать? Он ответил: писать новую книгу. Но, Боже милостивый, воскликнул я, неужели вам не хочется заняться чем-то другим? Он ответил: а чем еще можно заниматься?»
Актеры, сценаристы, продюсеры. Уэллс познакомился с Полет Годар, с Эльзой Ланкастер, с Бэзилом Рэтбоуном, Чарлзом Лаутоном. Многое в Америке казалось ему перспективным, внушающим надежду, но самих американцев он считал дураками: вот был у них шанс переделать мир, а они этот шанс упустили.
«Вы, похоже, разочаровались в социализме?» — спросил Чаплин.
Уэллс удрученно кивнул: «Почему-то всякий социализм, с которым я до сих пор встречался, приводит к диктатуре».
Очередную модель будущего единого Мирового государства Уэллс попытался построить в сценарии фильма «Облик грядущего» («The Shape of Things to Come: The Ultimate Revolution). Волевой пилот Джон Кэбэл, пройдя горнило нескольких войн и эпидемий, насмотревшись на ужасы нашего несовершенного мира, возглавляет союз авиаторов, которые одни только и могут изменить мир.
Уэллс называл свой фильм пропагандистским. Надышавшись воздухом Лос-Анджелеса, он тщательно вникал во все детали: следил за работой костюмеров и художников (даже написал для них специальный меморандум), прослушивал музыку (кто лучше него услышит будущее?). В первой части музыка — быстрая, беспокойная, она постепенно переходит в грохочущие ритмы войны; во второй — подчеркивает безнадежный ужас вымирающего от эпидемий человечества, зато в третьей — рёв авиационных моторов торжествующе накладывается на страстный патриотический гимн. «Музыка убыстряется, становится благозвучнее. Ей противопоставлен мотив реакционного мятежа, оканчивающегося бурной победой новых идей в тот момент, когда Межпланетное орудие стреляет и лунный цилиндр отправляется в свое знаменательное странствие. В заключительных музыкальных фразах слышно предчувствие торжества человека — героический финал среди звезд».
Действие фильма занимает 1970–2054 годы.
Мы, нынешние читатели, половину этого срока уже прожили.
Конечно, единого Мирового государства на горизонте не наблюдается, и идеи глобализма вызывают бурный протест, но вот на Луну мы слетали, даже здорово обогнали Уэллса (у него этот полет приурочен к 2054 году). А еще мы пережили Вторую мировую войну (опять же, не ставшую последней). И кстати, академик А. Е. Ферсман в своей редкой сейчас книжке «Война и стратегическое сырье» (1942) описал воздушную войну языком Уэллса, но, пожалуй, ярче, чем Уэллс. «Летит эскадрилья бомбардировщиков и истребителей в темной осенней ночи — алюминиевые коршуны весом в несколько тонн, — писал он. — За ними — тяжелые машины из специальной стали с хромом и никелем, с прочными спайками из лучшей ниобовой стали… Ответственные части моторов — из бериллиевой бронзы… Другие части машин из электрона — особого сплава с легким металлом магнием… В баках легкая нефть или бензин, лучшие, чистейшие марки горючего, с самым высоким октановым числом, ибо оно обеспечивает скорость полета… Летчик вооружен картой, покрытой листом прозрачной слюды или специального борного стекла… Ториевые и радиевые светящиеся составы синеватым светом освещают многочисленные счетчики, а внизу, под машиной, — быстро отрываемые движением специального рычага авиационные бомбы из легко разрывающегося металла с детонаторами из гремучей ртути…»