Но вот он здесь, совсем не такой, каким я его себе представлял, великий доктор Норберт, целитель душевных недугов Финчэттона; подбоченившись, он смотрел на меня сверху вниз с самым внушительным видом. Финчэттон назвал вид Норберта «неожиданным», но меньше всего я мог ожидать такой огромной, самоуверенной и старомодной фигуры.
— Я наблюдал вас сверху, — заявил он таким тоном, словно он был сам всемогущий господь бог. — Не хотел прерывать Финчэттона, пока он рассказывал свою историю. Но я вижу, вы кончили, — теперь держитесь!
Финчэттон поглядел на меня, безмолвно умоляя примириться со странными манерами Норберта и выслушать его.
— Вы слышали его рассказ? — спросил меня Норберт. Он и не думал скрывать, что он психиатр, а Финчэттон его пациент. — Рассказывал он вам, как пещерный человек овладел его мыслями? Говорил об ужасах Каинова болота? Отлично! А о все усиливающемся ощущении зла, разлитого вокруг? Ну, и как вы к этому отнеслись? Что вы, человек нормальный, об этом думаете?
И он приблизил ко мне свое широкое лицо, на котором выразилось любопытство.
— Расскажите это своими словами, — прибавил он и ждал, как учитель, экзаменующий ребенка.
— Доктор Финчэттон, — сказал я, — рассказал мне много необычайного. Это так. Но мне нужно как следует все обдумать, прежде чем я смогу высказать свое мнение.
Норберт скорчил гримасу, как учитель, раздосадованный непонятливостью ученика.
— Но я хочу знать, как вы относитесь к этому сейчас. Прежде чем вы это обдумаете.
«Можешь хотеть сколько угодно», — сказал я про себя.
— Не могу, — сказал я вслух.
— Но для доктора Финчэттона чрезвычайно важно, чтобы вы высказались сейчас! На это есть особые причины.
Вдруг я услышал бой часов.
— Боже! — воскликнул я, вставая и бросая десятифранковую бумажку официанту. — Тетушка ждет меня к завтраку! Это невозможно!
— Но не можете же вы так это оставить, — сказал Норберт, изобразив на своем лице удивление и недоверие. — Никак не можете! Ваш долг по отношению к ближнему — выслушать эту историю и помочь разумно ее объяснить. Вы должны помочь нам. — Глаза его сверкнули. — Я положительно не могу отпустить вас!
Я повернулся к Финчэттону.
— Если доктор Финчэттон, — сказал я, — захочет продолжить разговор на эту тему…
— Разумеется, он хочет продолжить разговор!
Я не сводил глаз с Финчэттона, который кивнул мне с умоляющим видом.
— Я еще приду, — сказал я. — Завтра. Примерно в этот же час. Но сейчас я больше не могу задерживаться… Ни в коем случае.
Я стал спускаться по извилистой дороге быстрым шагом, почти бегом, — я в самом деле был обеспокоен тем, что так замешкался: тетушка моя, надо сказать, из себя выходит, когда ее заставляют ждать в час завтрака. Я уже немного жалел о своем обещании и злился, что дал вырвать его. Выходило, что я уступил каким-то глупым требованиям, лишь бы поскорей уйти.
Я обернулся и увидел над собой обоих моих собеседников — они сидели рядом, причем Норберт закрывал собою Финчэттона.
— До завтра! — крикнул я, хотя вряд ли они могли меня услышать.
Норберт важно махнул рукой.
Между тем меньше всего на свете мне хотелось снова увидеть этого доктора Норберта! Право, я чувствовал к нему сильнейшую неприязнь. Мне не нравилось, что он всем своим видом как бы говорил: «Вы с Финчэттоном — кролики, и сейчас я начну вас анатомировать». Мне не понравился его громкий и словно бы обволакивающий голос, его нависший лоб, его настойчивость. К тому же я не выношу повелительных угловатых жестов, особенно когда у человека непомерно длинные руки. Но, с другой стороны, мне очень понравился доктор Финчэттон, и его история меня заинтересовала. Мне кажется, он очень живо все рассказал. Мне очень хотелось бы, чтобы и в моем пересказе прозвучала его убедительная интонация. Расставшись с ним, я начал обдумывать вопросы, какие следовало бы ему задать, и мне захотелось снова его увидеть. Норберт казался мне нахалом, который прервал рассказ на самом интересном месте. Я отбросил мысль о нем и продолжал думать о Финчэттоне.
Было что-то необычайное в этой истории с заколдованным болотом, куда человек попадал душевно здоровым и уравновешенным, любовался бабочками и цветами и откуда убежал сломя голову в безумном страхе и ярости, — она завладела моим воображением. А этот зловещий древний череп, череп предка, который сперва таился где-то в тени, а потом медленно выступил на передний план!.. Словно за прозрачной перегородкой зажегся свет. Это объяснение само по себе было загадкой. И вот мало-помалу эти челюсти облекались плотью, призрачные губы появились над оскаленными зубами, а под низко нависшими бровями загорелись злобные, темные, налитые кровью глаза. Чем больше я думал об услышанном, тем больше пещерный человек становился живым существом.
В конце концов уже не череп, а лицо смотрело на меня, когда я вспоминал эту бредовую повесть. Конечно, это нелепо, но мне, право, казалось, что глаза чудовища следят за мной. Они следили за мной весь вечер, лицо кривлялось и скалилось всю ночь. В тот день я играл в крокет очень рассеянно и небрежно, а вечером оскорбил тетушку до глубины души из рук вон плохой игрой в бридж. Она была моим противником, но ожидала от меня обычного искусства, и ее так смутили и сбили с толку мои промахи, что она проиграла партию вместе со своим партнером. Но я едва ли слышал ее упреки и, уйдя к себе в комнату, раздевался медленно, поглощенный мыслями о болоте, заклятом и таинственном, по которому бродил звероподобный выходец с того света. Я долго сидел, размышляя об этом, прежде чем лечь спать.
На другой день я довольно поздно пришел в отель «Источник», хотя собирался прийти пораньше. Я рассчитывал поехать на трамвае, но полицейский в штатском сказал мне, что трамваи не ходят. Коммунисты организовали забастовку, и в трамвайном парке произошла стычка, несколько человек было ранено.
— В наше время нужно быть твердым, — заметил полицейский.
Пришлось идти пешком, и я с неудовольствием увидел длинные ноги доктора Норберта, торчавшие из-под столика на террасе, а доктора Финчэттона не было и в помине. Норберт знаками подозвал меня к себе, и я сел на зеленый стул за его столик. Сделал я это с большой неохотой. Я хотел дать ему понять, что желаю видеть только Финчэттона. Мне хотелось узнать о нем поподробней, а анализ моей психики, вивисекция, вторжение этого самоуверенного субъекта в мой интимный мир мне вовсе не улыбались.
— А где ваш друг? — спросил я.
— Сегодня он прийти не может. Но это все равно.
— Но ведь мы, кажется, условились…
— Да, он тоже так считал. Но ему помешали. Однако, как я уже сказал, это не имеет значения.
— Я этого не нахожу!
— С моей точки зрения это неважно. Мне очень хочется узнать, как здравомыслящий, посторонний человек смотрит на эту историю, завладевшую сознанием Финчэттона. Для него это не менее существенно, чем для меня.
— Но как же я могу вам помочь?
— Очень просто! Слыхали вы когда-нибудь о местности, называемой Каиновым болотом?
Он повернулся и взглянул на меня совершенно так же, как посмотрел бы на животное, которому только что сделал впрыскивание.
— Вероятно, это где-нибудь в Линкольншире.
— Никакого Каинова болота не существует!
— Значит, оно называется иначе?