Если Гесс в своих требованиях поднимал территориальный вопрос, то импульсы для развития национального движения, исходившие из Восточной Европы, были еще сильнее. У восточных евреев вера в возвращение в Сион была более живой и глубокой, чем у евреев Западной Европы, что объясняется в первую очередь теми особыми условиями, в которых находились евреи на востоке и прежде всего в России. Они не были, подобно евреям Германии, Франции или Англии, рассеяны по всей стране, а жили согнанные в гетто, где вели безотрадное существование, не имея доступа к большинству видов деятельности. Не владея языком большинства населения и объясняясь на идиш, они образовали этническое, социальное, религиозное и культурное меньшинство. Здесь неизбежно должно было распространиться (подкрепленное погромами, чрезвычайными законами и насильственным переселением) горькое признание того, что на гражданские права, пришедшие извне, рассчитывать нельзя и что еврейская проблема не может быть решена в диаспоре.
С зимы 1881/82 гг. во многих городах России организовывались объединения, ратующие за освобождение своими силами и за колонизацию Палестины. Они называли себя «Хиббат Цион» («Любящие Сион») или «Ховеве Цион» («Друзья Сиона»), Однако ими руководило не столько религиозное стремление в обетованную землю, в течении столетий влекущее туда благочестивых евреев, сколько гуманный порыв создать новую родину для угнетенных и бедствующих соплеменников. Инициаторы движения были выходцами из «Хаскалы» (еврейское просвещение), но в какой-то степени осуждали его как «берлинское лже-просвещение и вместо этого выдвигали требование мирового возрождения еврейского народа. Перец Смоленский ратовал за возрождение национальной мысли. Давид Гордон призывал к созданию земледельческих колоний в Палестине и считал возможным национальное возрождение еврейского народа только на этой основе. Однако самый большой резонанс получила опубликованная на немецком языке брошюра «Самоосвобождение» одесского врача Леона Пинскера, появившаяся более чем за десятилетие до «Еврейского государства» Герцля. В этой работе Пинскер убеждал евреев, вместо бесплодных попыток «амальгамироваться», освободиться собственными силами и основать свое национальное государство. Чтобы достичь этой цели, Пинскер предлагал создавать общества, которые посредством политических акций и помощи еврейской колонизации способствовали бы созданию еврейского органа власти, способного устранить политическое и социальное притеснение и восстановить духовное достоинство еврейского народа. На конференциях (Катовицы, Друзгеники, Вильна) предложения Пинскера были приняты, и содействие колонизации Палестине стало главной темой обсуждения.
Однако не только в Восточной Европе начался подъем еврейского самосознания. Мысль о Сионе стала завоевывать все больше сторонников и на западе. В Вене возникло еврейское национальное объединение «Кадимах» под девизом «Борьба с ассимиляцией, укрепление еврейского самосознания, заселение Палестины», и оно добилось значительных успехов, прежде всего среди молодежи. Исаак Рюльф, редактор «Мейельского парохода» и руководитель талмудической школы, в своей работе «Арухас Бас-Ами. Исцеление Израиля» совершенно в духе Пинскера ратует за «восстановление еврейского государства… на прежней родине, земле отцов». Натан Бирнбаум, принадлежавший к основателям «Кадимах» и издававший с 1885 года еврейскую национальную газету под пинскеровским названием «Самоосвобождение», напечатал в 1893 году работу «Национальное возрождение еврейского народа в его стране», в которой выступил за основанное на международном праве равноправие евреев. В этой работе он также впервые употребил слово «сионизм», давшее название национальному еврейскому движению.
Лишь учитывая острый интерес к еврейской национальной идее, можно понять, почему сочинение Герцля привлекло такое пристальное внимание. Высказывалось стихийное одобрение, но вместе с тем сильно было и неприятие. Повсеместно возникали группы, проводившие активную агитацию. Целый ряд видных раввинов, прежде всего Могилевер, объявили себя сторонниками провозглашенного Герцлем сионизма, опираясь на мессианские обетования. Макс Боденхаймер и Исаак Рюльф обратились к общественности с текстом под названием «Национальное объединение евреев в Германии», в котором они выступили против утверждения Гирша Калишера в «Дришат Цион», что сионистские устремления противоречат мессианским обетованиям. Это было необходимо, потому что Герцль стал подвергаться нападкам многих ортодоксальных верующих, считавших его отступником. По их мнению, Герцль восстал против «предначертанной Богом судьбы изгнания» и «узурпировал роль Мессии» вместо того, чтобы покорно и преданно ожидать прихода подлинного Мессии, который спасет еврейский народ и создаст новое царство. В то же время анализ Герцлем еврейского вопроса был диаметрально противоположен убеждению многих ассимилированных евреев, считавших антисемитизм «излечимой болезнью», а восстановление еврейской государственности — невозможным да и не ненужным.
Вскоре после появления своей брошюры Герцль получил поддержку от двух неевреев: Реверенда Вильяма Генри Хехлера и Филиппа Михаэля Риттера фон Невлински. Первый действовал по собственному побуждению и остался верен движению и после смерти Герцля; второго Герцль нанял, оплачивал — и, как пишет Алекс Байн, до последнего момента не знал, был ли тот «энтузиастом или мошенником». Тем не менее оба они были интересны и своеобразны.
Чудаковатый и странный Хехлер, который, очевидно, считал Герцля своего рода новоявленным Мессией, благодаря своим обширным связям устроил Герцлю аудиенцию у великого герцога Баденского, состоявшуюся 23 апреля в Карлсруэ. Герцль использовал эту возможность, чтобы в общих чертах изложить свой план. Великий герцог принял его благожелательно, однако же выразил опасение, что его обвинят в антисемитизме, если он этот план поддержит. В письме, которое Герцль направил через несколько дней великому герцогу, он просил его обратить внимание не только на план, но и на два его важных побочных последствия: вследствие отъезда избыточного еврейского пролетариата будут ослаблены подрывные партии, а в результате перемещения еврейского капитала утратят силу международные финансовые магнаты. Очевидно, Герцль пытался использовать то влияние, которое великий герцог имел на кайзера Вильгельма II как его дядя и советник. Как бы то ни было, великий герцог был настроен поддержать план Герцля. «Поддержать дело, во главе которого стоит такой человек, как Теодор Герцль, — заявил он несколько лет спустя сионистской делегации, — является для меня моральным долгом». Великий герцог завершил аудиенцию словами: «Я хотел бы, чтобы это произошло. Я считаю, что это будет счастьем для многих людей».
Менее успешными оказались усилия Невлинского, который говорил Герцлю о своих добрых отношениях с султаном, так что предоставление аудиенции можно было считать делом почти решенным. Однако обещания Невлинского, очевидно, содержали больше выдумки, чем правды. Поездка в Константинополь в июне нс принесла результатов. Султан не принял Герцля. Однако при посредничестве Невлинского он познакомился со многими высокопоставленными политическими деятелями, которые тем не менее скептически или отрицательно отнеслись к его плану — евреи должны получить Палестину как независимое государство, и тогда они помогут урегулировать турецкие финансы, расстроенные со времен Крымской войны.
Несмотря на возникающее противодействие, Герцль, верный своей миссии, ощущал новый приток сил. Овладение Палестиной казалось ему возможным, оно выглядело как дело недалекого будущего. Необходимо было лишь найти сильную поддержку, чтобы закрепиться в роли политического представителя евреев и распорядителя еврейским капиталом. И того и другого он надеялся добиться в Лондоне и Париже путем основания «Еврейского общества» и привлечения на свою сторону евреев, имевших влияние на крупные финансовые фонды. Поэтому через Софию, где евреи устроили ему восторженную встречу, он направился в Лондон, не задерживаясь надолго в Вене. Однако его попытка склонить лондонских евреев к основанию «Еврейского общества» не увенчалась успехом. На банкете, устроенном в его честь, его выступление слушали с напряженным вниманием, его блестящее красноречие вызвало восхищение, но решительный шаг так и не был сделан. Однако после напряженных дебатов была высказана готовность создать комиссию по изучению вопроса. Но и из этого намерения ничего не вышло. Единственным, кто проявил решимость, был сам Герцль. «Все эти люди, — записал он 12 июля в своем дневнике, — как бы энергичны и симпатичны они ни были, своими колебаниями делают из меня вождя!» В Париже, куда он отправился из Лондона, Герцль также не добился успеха. Эдмунд Ротшильд, которого он посетил 18 июля, счел его план невыполнимым. В беседе с Герцлем он усомнился, что турки согласятся отдать Палестину евреям. К тому же он считал невозможным организовать туда массовую эмиграцию. В таком случае появилось бы 150 тысяч нахлебников, которых нужно было бы кормить. Он ясно дал понять Герцлю, что не чувствует себя способным справиться с подобной задачей, и потому не может взять на себя ответственность за это мероприятие.