Вместе с этим он еще в 1926 году сказал на собрании молодежи в Тель-Авиве, что столкновение между евреями и арабами неминуемо и «требует от нас военной подготовки».
НА СИОНИСТСКИХ КОНГРЕССАХ
Выступления Жаботинского на сионистских конгрессах всегда находились в центре внимания. Его речи вызывали интерес и бурные споры. Но сам он участвовал в конгрессах неохотно, потому что не верил, что сможет хоть что-то изменить. Среди делегатов он чувствовал себя чужим, они отличались от него по темпераменту и по духу. Он никогда не обольщался мыслью, что ему удается завоевать конгресс изнутри. Он хорошо видел разницу между восторгами, вызванными его выступлениями и голосованием в решающий момент. Как он считал, сионистские конгрессы — это всего лишь «клуб для дебатов», поэтому нелепо ожидать от них реальных результатов.
На 14 конгресс он поехал против своего желания, поэтому и в выборах участвовал нехотя. Коллеги в руководстве партии уговорили его испытать свои силы еще раз, хоть он не верил в успех. Он считал это последней попыткой.
Мнение его коллег по поводу его участия в конгрессе основывалось на вере в конечную победу, и эта вера имела под собой основания: влияние партии возрастало от конгресса к конгрессу.
На 15 конгрессе в 1927 году у га-Цоар было уже 9 делегатов из 281; на 16 конгрессе в 1929 году — 21 делегат из 310.
На 16 конгрессе горячая дискуссия развернулась вокруг расширения сионистского агентства «Сохнут», то есть вокруг предложения о создании совместного органа сионистов и несионистов по мобилизации средств для строительства «еврейского национального дома». Доктор Вейцман считал, что можно уговорить еврейских богачей, даже если они безразлично относятся к сионизму, а может быть, и отрицают его, выделить фонды помощи для сионистского дела в Эрец-Исраэле по образцу помощи, которая оказывается каждой нуждающейся еврейской общине в мире. Чтобы заручиться их поддержкой, он был готов предоставить им равную долю в руководстве. Жаботинский восставал против самой мысли передать даже часть руководства в руки несионистской «денежной аристократии»; ведь этим подрывалась бы демократическая основа сионизма. Кроме того, он не верил, что возможен «золотой дождь» для сионизма со стороны чуждых ему кругов.
Несмотря на решительное сопротивление Жаботинского, конгресс утвердил в черновом варианте положение о создании расширенного еврейского агентства.
На 17 конгрессе в 1931 году га-Цоар представляли 52 делегата из 254 присутствовавших (то есть 21 %), то есть она стала третей по величине фракцией. Это был самый острый из всех конгрессов, в которых Жаботинский участвовал. Там он сделал последнюю попытку изменить характер сионизма изнутри. Казалось, время для этого наступило — обстоятельства требовали изменения режима и смены руководства.
События 1929 года вызвали пессимистические настроения в сионистском лагере. Разочарование политикой Великобритании было повсеместным. Эта страна была не в состоянии, а, возможно, просто не желала выполнять свои задачи в соответствии с мандатом. Она согласилась с ущемлением прав еврейского народа в Эрец-Исраэле. Пошла на сокращение репатриации евреев и практически приостановила приобретение евреями земли, ущемляла права евреев у «Стены плача», капитулировала перед требованиями арабских погромщиков, и после всего этого еще пыталась изображать себя бескорыстной, громко провозглашая принципы демократии: она собиралась создать законодательный совет, в котором евреи составили бы жалкое меньшинство. Казалось, что с обнародованием «Белой книги» Пасфильда (в октябре 1930 года) все сионистское дело приговорено.
Было ясно, что политика примирения и компромиссов доктора Вейцмана потерпела фиаско; благодаря ей сионизм сдавал свои позиции одну за другой. Таким образом, без коренных изменений всей сионистской мечте грозил бесславный конец. Вопреки этим настроениям доктор Вейцман стоял на своем и ни на йоту не отступал от своих взглядов. В речи на заседании сионистского исполкома в Берлине (27 августа 1930 г.) он заявил: «Еврейское государство было не целью, а только средством для достижения ее. В Базельской программе не говорится о еврейском государстве. В декларации Бальфура о ней тоже нет ни слова. Задача сионизма — это создать в Эрец-Исраэле материальную базу, на которой будет построено автономное продуктивное общество».
Заявление Вейцмана буквально взорвало общественное мнение. Это была попытка исказить сионизм. Бесконечно много раз повторял Жаботинский перед еврейской и нееврейской аудиторией, что цель сионизма — создание еврейского государства с еврейским большинством. Этой же концепции придерживались такие политики, как Ллойд Джордж и Смэтс. Попытка завуалировать истину могла только повредить делу. Поэтому фракция га-Цоар сочла необходимым поставить на повестку дня 17 конгресса следующий проект решения относительно «конечной цели» сионизма.
«Цель сионизма, выраженная как «еврейское государство1', «еврейский национальный дом» или «безопасное убежище», обеспеченное международным правом, это — создание еврейского большинства среди населения Эрец-Исраэля по обе стороны реки Иордан».
На этом конгрессе Жаботинский произнес свою историческую речь «Верую». В какой-то момент казалось, что большинство делегатов склоняется в его сторону и его пригласят, если не возглавить новое сионистское руководство, то по крайней мере принять участие в новой коалиции, без доктора Вейцмана. И эта коалиция сумеет постоять за права сионизма. Еще до начала конгресса доктор Вейцман подал в отставку с поста президента сионистской организации в знак протеста против опубликования «Белой книги» Пасфильда, но его отставка была лишь политическим ходом. Это выявилось на конгрессе.
Накануне голосования проекта ревизионистов о «конечной цели сионизма» был предпринят хитрый маневр: из Иерусалима в адрес конгресса от имени Хагани пришла телеграмма, в которой говорилось, что если предложение ревизионистов будет принято, то в Эрец-Исраэле произойдет кровавый погром. Многие делегаты испугались, и большинством голосов (121 против 57) конгресс решил не ставить на голосование внесенный проект. Разыгрался скандал. Несколько делегатов стали петь гимн «Гатиква». Сквозь шум прорвался голос Жаботинского: «Это не сионистский конгресс!» И он демонстративно разорвал свою делегатскую карточку. Один молодой ревизионист снял с трибуны бело-голубое знамя. Заседание было прервано.
Вместо доктора Вейцмана президентом сионистской организации был избран Наум Соколов. Буря улеглась, но ожидаемые изменения не произошли. Попытка Жаботинского, предпринятая на конгрессе, еще больше убедила его в том, что для изменения состояния дел надо изменить характер народа, а не его настроения во время голосования.
ПРИГОВОРЕН К ИЗГНАНИЮ
Большую часть жизни Жаботинский провел в скитаниях. Он переезжал из страны в страну, из города в город, чтобы донести до еврейского народа слово Сиона. В любой стране он чувствовал себя, как дома, знал ее язык и литературу. Он был гражданином мира в полном смысле этого слова! Но в сумерки, в час удрученности и печали, в сердце его звучали мелодии тоски и томления по родине. Он, вся жизнь которого прошла в беспрестанной борьбе за возвращение родины его народу, был по сути безродным человеком, цыганом, «вечным жидом», обладателем Нансеновского паспорта Лиги наций, — документа, который давался человеку без подданства.
Еще будучи в легионе, он выбрал Иерусалим как постоянное место жительства для себя и своей семьи. Национальные обязанности заставляли его время от времени выезжать за границу, но центром своей жизни он считал Эрец-Исраэль. В октябре 1926 года Жаботинский подал заявление о предоставлении гражданства, но вскоре ему пришлось опять отправиться в путь.