Но время шло. Амелия изучила все образцы и отложила некоторые из них в сторону.
– Мне нравятся вот эти, – сказала она, показывая пять эскизов.
– Oui![5] – воскликнула портниха, материализовавшись за спиной Амелии. – При ваших роскошных формах драпировка будет просто merveilleux[6].
Амелия зарделась, опустила эскизы и перевернула их обратной стороной, стремясь избежать пристального внимания, с которым воззрились на нее леди Эверли и вдовствующая герцогиня. Джульетта была слишком увлечена выбором фасонов для собственных платьев и не обратила внимания на слова модистки.
– Позвольте мне взглянуть, – попросила леди Эверли и протянула руку.
Испытывая страстное желание сбежать, Амелия с тоской посмотрела на дверь и неохотно отдала вдовствующей графине модные картинки. Та внимательно их изучила. Затем, указав на одну из них, сказала модистке:
– Быть может, здесь следует углубить декольте и оторочить его кружевами?
– Отличный совет, – согласилась француженка. И тут же достала красивейшую отделку. – А если расшить ее бисером, джентльмены не смогут устоять перед шармом юной леди.
«Ох, если бы пол сейчас разверзся у меня под ногами и поглотил меня целиком!» – подумала Амелия. Краска стыда заливала даже ее затылок.
– Идеально, – заявила вдовствующая графиня. – Максимально глубокий вырез, но чтобы юная леди не выглядела при этом вульгарно.
– Смею вас заверить, все будет сделано со вкусом. Однако я би предложила яркую контрастную отделку – особенно для леди Амелии. Цвет ее лица позволяет подобний смелость.
Когда, посетив еще сапожника, они вернулись домой, Амелия почувствовала, что совершенно выбилась из сил. Но отдохнуть ей не удалось, поскольку леди Эверли пригласила герцогиню зайти в дом и выпить чего-нибудь освежающего.
– Пирсон, попроси служанку принести лимонад и бутерброды, – приказала вдовствующая графиня, протягивая пакеты с покупками двум лакеям. – Мы расположимся в бальном зале.
Это распоряжение насторожило Амелию, и, следуя за пожилой дамой в самый большой зал особняка, она с опаской думала о том, что же они будут делать дальше.
– Похоже, они ничуть не устали, – прошептала Джульетта. – Да и с чего бы им уставать?
– Подозреваю, что они с детства приучены выдерживать тяжкие испытания без намека на усталость.
Джульетта вздохнула:
– После такого утомительного утра я бы с радостью устроилась в библиотеке с книжкой.
– Выше нос, Жюли! – прошептала сестре Амелия. – По крайней мере, тебе позволили выбрать скромный туалет, в то время как мне придется появиться на людях с голой грудью.
Смех Джульетты оборвался на пороге бального зала, где две служанки уже накрывали на стол, а лакей расставлял стулья. Амелия с недоумением смотрела на происходящее: ее поразило то, как быстро Пирсону удалось со всем этим справиться.
– Полчасика отдохнем, – заявила вдовствующая герцогиня. Она взглянула на Амелию и Джульетту. – А потом вы обе станете практиковаться в танцевальных па. Мы хотим быть уверены в том, что в пятницу на балу у Элмвудов вы будете на высоте.
Томас проснулся рано, с утра поработал с секретарем над счетами, потом обсудил с ним повышение жалованья паре особо старательных слуг. Затем просчитал расходы на то, чтобы починить крыши в домах некоторых арендаторов в Корнуолле. Осень не за горами, и лучше позаботиться об этом, пока позволяет погода, поэтому герцог написал письмо своему управляющему, давая добро на проведение работ.
Когда с хозяйственными делами было покончено, Томас отправился в экипаже из своего особняка, расположенного на Уимпол-стрит, прямо в Уайт-холл. Там герцог провел добрых три часа в надежде, что законопроект, который он предложил, все-таки представят на рассмотрение нынешнему премьер-министру, графу Ливерпулю. Когда стало ясно, что его надежды не оправдались, Томас решил при первой же возможности обратиться к нему лично.
Однако сейчас ему необходимо было заехать за матушкой в Хантли-хаус – поручение, которое герцогу не терпелось исполнить: леди Амелия и леди Джульетта, несомненно, отвлекут его от рутинных дел.
Прибыв в Хантли-хаус и проследовав за Пирсоном в бальный зал, Томас понял, что не ошибся. Девицы пытались танцевать менуэт, а его матушка в звенящей тишине отбивала такт. Как только герцог вошел, она посмотрела на него и тут же перестала хлопать в ладоши.
– Слава богу! – воскликнула вдовствующая герцогиня, направляясь к сыну. – Наконец-то ты приехал.