— Почему это одна? — удивилась драконья голова. — Через месячишко отрастут новые головы, а уж я их воспитаю по своему усмотрению!
Расставшись с драконом, путники двинулись дальше по дороге выложенной изумрудным кирпичом. Примерно через час они устроили привал вблизи небольшого водопада. Прозрачные струи с легким шумом падали с высоты примерно десяти метров, разбивались о камень на тысячи брызг, которые затем вновь собирались воедино и продолжали свой путь уже в виде говорливого ручейка. Пока Зорий, в тени какого-то могучего дерева, расстилал на мягкой траве большое покрывало, Клим избавился от шляпы и перевязи, скинул жилет и рубашку и, оставшись по пояс обнаженным, отправился к водопаду. Там он с наслаждением ополоснул лицо и тело холодной водой, после чего отправил несколько пригоршней живительной влаги внутрь себя. Подошел Зорий, так же обнаженный по пояс, молча кинул Снегову полотенце и, в свою очередь, приступил к водным процедурам, а Клим, вытираясь на ходу, отправился к биваку. По краям покрывала были расстелены два тонких матраца, а между ними, на небольшой скатерти, все было приготовлено для трапезы: несколько небольших хлебцев, миска с кусками какого-то мяса, фрукты и овощи. Там же стояли два кубка и бутыль с какой-то жидкостью: то ли с водой или соком, то ли с вином — Снегов проверять не стал. Жажду, он уже утолил, а есть ему не хотелось: настолько свежи были в памяти подробности недавней «мясорубки». Скинув обувь, Клим растянулся на одном из матрацев и прикрыл глаза. Сквозь постепенно охватившую его дрему он еще слышал, как вернулся Зорий, который, судя по отсутствию характерных звуков, к еде тоже не притронулся, потом пришло блаженное забытье…
Проснулся Клим сразу — без какого-либо перехода от сна к яви. Чувствовал он себя свежим, и пребывал в прекрасном расположении духа. Легко вскочив с матраца, он подхватил сушившееся на ветке дерева полотенце, и рысцой направился к водопаду, не озаботившись надеть на ноги башмаки. Клим еще только приступил к омовению тела водой прохладных струй, когда к нему присоединился Зорий. Вернувшись к биваку, оба на этот раз не отказались от еды перед дорогой. Правда, к мясу ни тот ни другой так и не притронулись, ограничившись растительной пищей. Снегов завершил трапезу стаканом отличного сока — именно он был налит в бутыль, стоящую на скатерти. Одевшись и обувшись, Клим и Зорий свернули бивак и продолжили путь.
Зеленоватое солнце уже клонилось к закату, когда горы, наконец, расступились, и дорога из изумрудного кирпича вновь вывела путников в долину. А едва дневное светило стало цеплять верхушки дальних деревьев, они свернули с дороги и прошли через нечастый лес к небольшой поляне, что раскинулась по-над речкою, неширокой и ленивой настолько, что было непонятно: течет ли она вообще? Пока Зорий обустраивал бивак, Снегов, вновь разоблачившись по пояс и скинув башмаки, сидел над речным берегом, свесив ноги с невысокого обрыва, и наблюдал как зеленоватая вода, по мере того как солнце все глубже садилось за лес, приобретает малиновый оттенок…
Костер на ночь разводить не стали: теплая погода и отсутствие докучливых насекомых вполне позволяли обойтись без него, ограничились лишь легкими одеялами…
На следующее утро, когда ночной мрак только-только начал уступать место предрассветному сумраку, Клим и Зорий, поеживаясь от бодрящей прохлады, уже направились к реке, чтобы умыться. После этой незатейливой процедуры, они вернулись в лагерь, оделись, позавтракали и стали собираться в путь. На дорогу мощеную изумрудным кирпичом они вышли вместе с первым солнечным лучом, который, подпрыгнув над деревьями, брызнул им под ноги целым каскадом зеленых искорок. А когда Изумрудная звезда уже приближалась к середине своего дневного пути, путники вновь оказались перед развилкой. Правда на этот раз уходящая влево дорога была вымощена обыкновенным булыжником. Клим спросил у Зория, что написано на дорожном указателе, стрелка которого указывала влево.
— Город Гуд, — ответил тот, — но нам совсем не обязательно туда заходить. Дорога из изумрудного кирпича обходит его стороной.
Снегов кивнул в знак согласия, и хотел, уже было, продолжить путь по изумрудной дороге, но тут со стороны города донесся звон колокола. И было в этом звуке столько тоски и безысходности, что человеческое сердце Клима дрогнуло. А звон повторился и второй, и третий, и четвертый разы. В городе явно готовилось нечто неправедное. Почему Снегов так решил он объяснить не мог, но в правоте своего предчувствия не сомневался.