В октябре 1697 года в Рисвике близ Гааги был подписан мир. Вильгельм III подтвердил свое право называться королем Англии «Божьей милостью», ЛюдовикXIV признал его и обязался не оказывать помощь его противникам. С другой стороны, французский монарх отказался изгнать Якова из Франции и сохранил все территориальные приобретения — новая война была ему не нужна. Но никто в Европе не верил, что борьба закончилась. «Странное проклятие лежит на этом мире, — писала герцогиня Орлеанская кузине, — новости о завершении войны восприняты без энтузиазма, хотя все желали мира так долго…»
Впоследствии Девятилетняя война будет представлена в Великобритании как необходимый путь поиска своего места в Европе. Об этом ярко свидетельствует анонимный памфлет 1747 года: «Англия всегда боролась и все еще борется за свою свободу, как и ее соседи, против амбиций всех тиранов в Европе… для чести и процветания нации. Именно она сокрушила Филиппа и его Непобедимую армаду; именно она будет нести на себе высокий крест, пока не свергнет французскую гегемонию и не обеспечит равновесия сил». Но было ли в 1697 году установлено равновесие сил на континенте? Если и было, то очень зыбкое и кратковременное, и все правители отдавали себе в этом отчет. Впрочем, никто не желал новой войны.
VI. Флореаль, или Фактор войны
Война есть отец всех вещей и повелитель всех вещей; одних она делает богами, других — людьми; одних — рабами, других — свободными.
В июне 1698 года тучи опалы над головой Мальборо наконец разошлись. Он был назначен воспитателем юного сына принцессы Анны герцога Глостера с ежегодным доходом в 3200 фунтов и был введен в Регентский совет. Последний пост был очень важен для полного восстановления его престижа. Сын Джона стал распорядителем конюшен при Глостере с доходом 500 фунтов, а брат Джордж получил пост в Адмиралтействе, приносивший ему 1000 фунтов.
Мальборо воспринял все это как должное. Годы опалы не поколебали его честолюбия и чувства своего превосходства над окружающими. Правда, за это время он заметно поседел, но седину скрывал парик, и всем казалось, что он ничуть не изменился.
Высокие назначения Мальборо были связаны с изменениями в королевском окружении. Друг и соратник Вильгельма с юношеских лет — Бентвик, ныне граф Портленд — утерял влияние на короля, и на его месте воцарился молодой голландец Арнольд ван Кеппель. Ясноглазый красавец, по-детски доверчивый и открытый, Кеппель, чуть позже получивший титул графа Альбемарля, стал отличным компаньоном склонного к меланхолии овдовевшего Вильгельма. При этом он симпатизировал Мальборо.
Впрочем, нельзя сказать, что между королем и Мальборо была восстановлена полная гармония отношений. Джон последовательно защищал интересы принцессы Анны и, учитывая, что ссоры в королевской семье не прекращались, порой вынужден был говорить королю неприятные вещи. Так, он однажды заметил, что необходимо выкупить закладную принца Георга на его владения в Дании в 85 тысяч фунтов. Вильгельм, бывший весьма низкого мнения о принце, вышел из себя, хотя позже закладную все-таки выкупил. Принц Георг, по его мнению, был «квинтэссенцией ординарности». Вероятно, король был недалеко от истины, ибо в свое время еще Карл II в сердцах выразился о муже племянницы: «Я видел его трезвым, я видел его пьяным и ничего не нашел в нем». Любимое занятие Георга, если не считать охоты, заключалось в том, чтобы стоять у окна и отпускать нелестные замечания о прохожих.
Другой раз Мальборо вступил в спор с Вильгельмом из-за ирландских земель, ранее принадлежавших якобитам. Джон считал, что их владельцы должны быть восстановлены в своих правах; в какой-то мере он преследовал личный интерес — его сестра Арабелла имела с этих земель ежегодный доход в 1000 фунтов.
Трудно представить двух столь непохожих европейских правителей второй половины XVII — начала XVIII века, как император Священной Римской империи Леопольд I Габсбург и французский король Людовик XIV. Леопольд, будучи моложе Людовика на два года, стал самостоятельным государем раньше, в 1658 году, тогда как французский король до 22 лет учился искусству государственного управления у первого министра кардинала Джулио Мазарини. Объявив себя после смерти Мазарини в 1661 году своим же первым министром, Людовик стал рассматривать Леопольда как некомпетентного молодого правителя, стоявшего на пути его славы, в то время как император считал его наглецом, руководствовавшимся лишь своими желаниями и нарушавшим правила хорошего тона. Впрочем, тон, как в политике, так и в моде, тогда стала устанавливать именно Франция.