Нелегкая политическая обстановка усугубилась личной трагедией. В конце 1703 года умер единственный сын, семнадцатилетний Джон, и герцог еле успел прибыть в Лондон, чтобы побыть несколько часов у его смертного одра. Один Бог знает, что он тогда чувствовал. Может быть, размышлял о том, что все его карьерные усилия, его стремление к славе тщетны, когда невозможно все это передать сыну… Переживания полководца отразились в его корреспонденции. В начале 1704 года он писал Саре из Голландии: «Люби меня, твоя любовь делает меня сильнее. В этом мире больше горестей, чем счастья». Внутри он стал более ранимым, а внешне — более хладнокровным и решительным. Собственность умершего наследника он передал сыну Годолфина — мужу своей старшей дочери Генриетты. Для Мальборо смерть сына стала в определенном смысле оправданием войны, которую он вел.
Сара держалась менее стойко, чем муж. С ней случались истерики, и окружающие опасались, не потеряла ли герцогиня Мальборо рассудок. Но успокоилась она довольно быстро. У них еще были дочери, и Сара с присущим ей рационализмом рассуждала о том, что титул останется в семье. С годами она все больше увлекалась политикой и теперь почти целиком погрузилась в перипетии партийной борьбы и придворной жизни.
А герцог, забыв про сон, готовил планы большой кампании. Военные успехи Евгения Савойского в Ломбардии в начале 1704 года изрядно его встряхнули. В начале века Просвещения в европейском военном искусстве преобладали кордонная стратегия и линейная тактика, имевшие в своей основе пассивно-оборонительные тенденции. Не отказываясь от них, Мальборо часто применял форсированные марши, для него как полководца был характерен значительный элемент риска, совмещенный с четко выработанным планом действий. Сейчас он планировал, не вступая в крупные сражения, сначала разрушить сооруженные по проекту Вобана укрепления на Рейне, а затем провести массивное наступление на земли союзников «короля-солнце». Он верил в Провидение, поставившее его во главе армии с целью сокрушить гегемонию Франции.
У Мальборо уже давно зрела идея совместных действий с лучшим из имперских полководцев Евгением Савойским. Еще в августе 1703 года он пришел к окончательному выводу о том, что только «единая армия Конфедерации (так он называл Великий союз) может помочь одержать победу каждому из ее членов». Герцог планировал двинуть армию в Южную Германию, вместе с принцем Савойским провести кампанию на Мозеле, а затем идти на Дунай, захватить территорию Баварии и выбить из игры главного союзника Людовика XIV Макса Эммануэля. Этот план впоследствии назовут «Великим проектом».
Первый, с кем поделился Мальборо идеей «Великого проекта», был Сидней Годолфин. Вторым стал пенсионарий Хейнсиус. По мере подготовки похода слухи о некоем «Мозельском проекте Мальборо» достигли Версаля. Но французы, судя по мемуарам маркиза де Торси, не знали направления главного удара союзников.
В конце января 1704 года в обстановке секретности Мальборо прибыл в Гаагу и представил Генеральным штатам свой план. Отступив от прежней сдержанности, он горячо доказывал, что Бавария — ключ к успешной войне в Германии. Некоторое время упрямые голландцы продолжали настаивать на кампании во Фландрии, но герцога поддержал Хейнсиус. Наконец, планы союзного главнокомандующего были одобрены. Возвращаясь в Англию, он знал, что первая часть его задачи выполнена.
Дома Джона ждала неожиданная проблема. Их мнения с Сарой сходились не всегда и не во всем и, как назло, разошлись именно сейчас, в ответственный для Мальборо момент. С 1703 года в парламенте обсуждался «Билль о случайном единоверии», за который ратовали тори. Билль был направлен против диссентеров, являвшихся опорой вигов на выборах в городах. Понимая, что состоявшая большей частью из вигов палата лордов этот билль не одобрит, тори придумали присоединить его к «Биллю о земельном налоге». Тогда верхняя палата не смогла бы воспрепятствовать его принятию, ибо не имела права отклонять решения палаты общин по финансовым вопросам.
Королева горячо этот билль поддерживала. Мальборо и Годолфин тоже были за него, а вот Сара — категорически против. Религиозные взгляды герцогини ее знаменитый потомок Уинстон Черчилль характеризовал как агностицизм. «Слово «церковь» ничего не значит для меня в устах тех, кто из нее делает много шума… и устраивает гонения на диссентеров. Тори, или партия церкви, как королева предпочитает называть их, ослабляют авторитет суверенной власти в глазах подданных», — считала Сара. Когда она узнала, что муж собирается поддержать билль, то не на шутку разгневалась. Дошло до того, что она оборвала с ним все контакты. Джон признавался Годолфину, что «недоброе отношение леди Мальборо делает его несчастным», и просил его выступить в роли посредника. Скоро все в окружении четы Мальборо знали об их ссоре и, что вполне понятно, сочувствовали мужу, а не жене. В конце концов Сара заставила себя пойти на официальное примирение с виновным (в этом она не сомневалась!) супругом. Вне двора их отношения по-прежнему оставались холодными.