Но в этой Джек не было ничего призрачного. Когда он опустил её на пол, они принялись раздевать друг друга, возрождая в памяти каждое прикосновение. В одно мгновение его пиджак и рубашка исчезли. Её руки гладили его плечи, пока он нежно целовал местечко, где её шея переходила в ключицу.
Он развернул Джек к себе спиной и переключился на застёжки платья. Освобождая её от одежды, словно распаковывая подарок. Эбен снял красный бархат, затем корсет из китового уса и нижнее белье. Наконец, его взору предстала изящная линия её спины. Во рту у него пересохло, он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней пальцами.
Теперь настала очередь Эбена дрожать.
Двенадцать лет он мечтал об этом моменте. Когда, наконец, сможет оказаться возле неё. Получит шанс притронуться к ней. Доставить удовольствие. Любить. Неужели он сможет завтра её отпустить?
Не сможет.
Он никогда её больше не отпустит.
Когда Эбен заколебался, она развернулась, прижимая к себе платье, скрывающее её наготу. Его взгляд упал на золотой медальон у неё на шее, а затем опустился ниже, на то место, где смуглый цвет кожи на груди, усыпанной веснушками, сменялся на белый. Линия была чёткой и пикантной, и напоминала границу между территорией, которая принадлежала солнцу с небом и той, что предназначалась только ему одному.
Он протянул пальцы к этой линии, не в силах устоять от искушения и не дотронуться до неё, и не обжечься.
– Жаль, что меня не было с тобой. И я не стал свидетелем того, как солнце оставило следы на твоей коже.
– Мне тоже жаль.
– Я хочу отвезти тебя обратно на тот остров. Хочу постоять в той арке. – В её глазах что-то промелькнуло, что-то сродни недоверию, Эбен продолжил говорить, стремясь отогнать это чувство подальше. – Хочу лежать на солнце и считать новые веснушки, которыми оно тебя одарило.
Под его пальцами разлился румянец.
– Тебе не должны нравиться веснушки.
– Кто сказал?
– В дамских журналах пишут, что веснушки не желанны.
Эбен не смог сдержать смешка.
– Джек, уверяю тебя, твои веснушки очень даже желанны.
Она рассмеялась, но когда он наклонился и провёл губами по загорелой коже, забирая платье из рук Джек, смех замер на её губах и превратился во вздох. Она выпустила ткань, и снова потянулась к его волосам, зарываясь в них пальцами. Её прикосновение угрожало повалить его с ног.
– Рассказать тебе насколько они желанны? – спросил он хриплым от страсти голосом.
– Безусловно.
Её низкий и полный желания голос невероятно его возбудил.
– Они желанны, потому что рассказывают о тех местах, где ты побывала. Об уголках света, которые ты видела. Они, как те годы, что я упустил. Я могу изучить их и прожить эти годы опять, но на этот раз с тобой.
Он припал губами к её коже и проложил дорожку из поцелуев, боготворя каждую крапинку, затем Эбен переключился на более бледную кожу, и дошёл до напряжённого, ноющего кончика груди.
– Знаешь, как часто я мечтал об этом? – прошептал он около тугого бутона, умоляющего о внимании. – Знаешь, сколько ночей провёл, представляя, как снова отведаю тебя на вкус? Сколько часов потратил, пытаясь в точности припомнить насколько высокий крик могу заставить тебя издать.
– Эбен... – прошептала она, вцепившись пальцами в его волосы. – Пожалуйста.
– Посмотрим, не подводит ли меня память? – проговорил он порочным и дразнящим тоном. Эбен прикоснулся губами к её плоти и с силой втянул вершинку в рот, наслаждаясь тем, как Джек откинула голову назад и ахнула, затем вздохнула, а потом, когда он провёл языком и зубами по чувствительному бутон, вскрикнула.
Всё было ровно так, как он помнил.
И безмерно лучше.
От тех божественных звуков, что она издавала, его естество затвердело словно сталь и угрожало излиться в момент наивысшего блаженства, но Эбену было всё равно. Если при этом, он мог наслаждаться удовольствием, которое получала Джек.
Выпустив изо рта сосок, он снова завладел её губами и, бросив одежду на пол, усадил Джек на край кровати. Сидя так высоко, что не доставала ногами до пола, она потянулась к нему.
– Давай... присоединяйся ко мне…
Ещё не время. Только не после двенадцати лет разлуки. И по правде говоря, несмотря на то, как сильно ему хотелось к ней присоединиться, было кое-что другое, чего он жаждал всё же больше.
Эбен хотел её боготворить.
Он опустился на колени, располагаясь между её бёдер, прижался ртом к нежной коже под грудью, прошёлся губами по идеальной выпуклости живота, и не сбился с пути даже, когда Джек попыталась его отстранить, чтобы скрыть то, что она воспринимала как несовершенство на своём совершенном теле.