– Не сомневаюсь. Когда человек от чего-то или кого-то бежит, он обычно не хочет это обсуждать.
Как же ей хотелось, чтобы он ответил на ее вопросы! Но она боялась, что он поймет, как она волнуется.
– Поскольку единственным, кого он упоминал, были вы, значит, бежал он не от вас.
Глаза герцога потемнели, и Оливия призналась себе, что горда тем, что сумела его задеть. Он не был уверен, сказала ли она это в шутку или действительно не знала, что Эдмунд ненавидел своего брата, но ей было приятно, что она взяла верх, пусть даже в такой малости.
Он подошел к ней совсем близко, так что она могла разглядеть немного отросшую щетину на его подбородке. Если бы дело касалось какого-либо другого джентльмена, ее бы рассердило, что он не удосужился еще раз побриться перед обедом. Но этот человек выглядел привлекательно даже слегка небритым.
– Неужели я такой страшный, леди Оливия?
Она вздрогнула. Как она могла отвлечься от такой важной темы?
«Сосредоточься!»
– Страшный?
Он весело рассмеялся. Это было так неожиданно, что Оливия чуть было не уронила бокал с хересом. Когда герцог Дарем смеялся, он был просто неотразим.
Потом он посмотрел ей в глаза и пробормотал:
– В прошлом, мадам, меня больше боялись смелые леди, когда я обнаруживал, что они лгут. Какой бы незначительной их ложь ни была. – Понизив голос, он добавил: – Или экстравагантной.
Она не сразу нашлась, как отреагировать на такой недвусмысленный намек. Потом, намеренно усмехнувшись, она сказала:
– Я так рада, что со мной вы и дальше будете таким любезным.
Он попытался не улыбнуться, но ему удалось это лишь наполовину, так что она не могла не заметить появившуюся на его правой щеке ямочку. У Эдмунда такой ямочки почему-то не было. Ей вдруг понравилась их непринужденная болтовня, и она, наклонив голову в его сторону, спросила заговорщическим тоном:
– Все же для моего спокойствия... ваша светлость, кто эти смелые леди?
Полуулыбка исчезла с его лица, и губы сжались.
– Француженки, леди Оливия. Я не знал ни одной, которой мог бы доверять.
Болтовня закончилась. Одним своим вполне невинным вопросом она разрушила дружескую атмосферу. Он никогда не будет ей доверять из-за ее двойной национальности. Она не могла понять, что стоит за его враждебностью. Впрочем, какая разница? У них никогда не будет никаких отношений. Он не очень-то ей и нравился. Высокомерный тип.
Оливия сделала глоток хереса и, отвернувшись от него, направилась к обеденному столу, инстинктивно чувствуя, что он провожает ее взглядом, и поставила на край стола бокал.
– Значит, в соответствии с вашей изощренной логикой вы полагаете, что по крайней мере половина из того, что я вам рассказываю, – ложь. Очень жаль.
Он ответил не сразу. Когда же она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, то увидела – не без удовольствия, – что он ее рассматривает – ее лицо, высокую прическу с падающими на виски прядями темных волос, сложный фасон ее шелкового светло-бежевого платья. Женское чутье подсказало ей, что ему нравится то,что он видит.
– Вы определенно знаете, как поддразнить мужчину, не так ли, леди Оливия? – Его голос прозвучал напряженно и хрипло.
Она чуть приподняла брови и постаралась ответить вежливо:
– Поддразнить? Каким же образом я вас поддразниваю, ваша светлость?
Он одним глотком допил свой бокал и поставил его на каминную полку.
– Я не имел в виду, что вы поддразниваете меня, мадам, во всяком случае, не сейчас. – Он заложил руки за спину, подошел к ней и, глядя в пол, продолжил: – Что я имел в виду, так это то, что все в вас – ваш высокомерный взгляд, ваша элегантность, ваш явный шарм – вызывает в мужчинах – в любом мужчине – желание. Вы продукт красоты, Оливия, такой же, как изделия парфюмерии, которые вы производите и продаете, и вы произвели на меня впечатление, на что вы, видимо, и рассчитывали. Но продукт остается продуктом, не более того. Так что меня вы не обманете.
Неужели он думает, что она его обманывает? Его оскорбительные комплименты унижали ее. Он намеренно задевал все то, что составляло ее сущность как женщины, определяя ее внешность как нечто, чего следует опасаться. Оливия не могла припомнить, чтобы когда-либо джентльмен обвинял ее в нечестности. Но она отказывалась подчиниться его надменной манере или реагировать так, как он ждет. Нет, она не то, что он думает, и она это докажет. Он ждал, что она будет легкомысленна, фривольна – ведь он такими считает всех француженок, – а она проявит спокойствие и выдержку.
Она сказала с деланным смирением:
– Благодарю за ваши любезные комплименты, сэр. Я так рада, что вы оценили мои усилия хорошо выглядеть в обществе.
Его щека дернулась, но он ничего не ответил. Поэтому она добавила с холодной учтивостью:
– Но, как вам известно, продукты продаются и покупаются, а я – нет. Прошу это запомнить.
На какое-то мгновение ей показалось, что он сейчас либо прогонит ее, либо встряхнет так, что она потеряет сознание.
– Вы любили моего брата?
Этот неожиданный вопрос, да еще заданный таким тихим голосом, заставил ее вздрогнуть. Она отшатнулась, как от удара. Она не могла понять, отчего он вдруг поменял тему.
– Простите?
– Я спросил вас, любили ли вы моего брата. Мы уже три раза говорили о том, что он женился на вас и обокрал, о вашем желании во что бы то ни стало найти его, но вы ни разу не сказали, как вы относились к нему. А мне интересно это знать.
Оливия почувствовала, что краснеет. Набрав в легкие побольше воздуха, она выдохнула:
– Конечно же, любила.
В течение нескольких секунд герцог Дарем смотрел на нее с непроницаемым выражением лица, видимо, оценивая ее довольно сдержанный ответ, а возможно, ожидая, что она скажет что-либо еще. Но она не собиралась посвящать его в детали. Детали его не касались.
И тут произошло невероятное. Сильными пальцами он схватил ее за подбородок, поднял его и коснулся губами ее рта – не в страстном поцелуе, а нежно, словно между ними только что не было перепалки.
Оливии понадобилось несколько минут – а ей показалось, что часов, – чтобы понять, что он ее целует. Она уперлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть его, однако он положил свою большую ладонь ей на затылок и не дал оторвать губ. Ей ничего не оставалось, как подчиниться.
Что она и сделала, чувствуя, как волна эмоций неожиданно захлестнула ее, ноги стали ватными и все тело под корсетом ожило. От него исходило тепло, а вкус его губ был восхитительным. И в тот момент, когда она была готова растаять в его объятиях, он медленно отпустил ее, успев, однако, провести пальцем по ее губам.
Оливия открыла глаза, но не посмела посмотреть на него, а уставилась в пол.
Господи, он поцеловал ее. Намеренно. А целовался он... неподражаемо.
И тут сразу же ее охватило чувство вины. Она отступила на шаг и прошептала:
– Вы что, с ума сошли?
– На мгновение, – прохрипел он.
– Вы не имели права это делать, – дрожащим голосом произнесла она. – Я замужем за вашим братом.
– Но у меня есть основание сомневаться в вашем намерении донести это до моего сознания, мадам.
Она хотела возразить ему в самых нелицеприятных выражениях. Вместо этого до нее вдруг дошло, что и на него этот поцелуй произвел впечатление. Его лицо раскраснелось, глаза все еще горели. Она не ожидала, что легкое прикосновение их губ могло вызвать в нем такую реакцию. Это ее смутило.
– Ради Бога, какое отношение к этому имеет ваш поцелуй? – прошептала она в ярости.
Он ответил не задумываясь:
– Вас влечет ко мне.
«Точно так же, как вас влечет ко мне».
– Вы действительно сошли с ума. К тому же вы грубиян. – Вот все, что ей удалось сказать. Смущение лишило ее способности подобрать более подходящий ответ на столь смехотворное утверждение.
Он ухмыльнулся и засунул руки в карманы.
– Вы не первая француженка, которая говорит мне это.