– Он заинтересовался вашей работой? – Он положил одну ногу на другую и, раскинув руки, облокотился на спинку дивана.
Она изо всех сил старалась не смотреть, как напряглись мускулы под белой накрахмаленной рубашкой.
– Да, – откашлявшись, ответила она. – Я думаю, что именно поэтому я так быстро... в него влюбилась.
– А что это за работа, леди Оливия? Расскажите. – Он явно был заинтригован.
Стало быть, он не знает. Это означало, что после ее появления на балу он не наводил о ней справки. Она даже почувствовала себя немного оскорбленной тем, что его не напугали ее скрытые угрозы. Но о ней вообще мало кто знал в Лондоне, поскольку она выросла и жила во Франции. Тем не менее она получила странное удовольствие, сообщив ему, что ее «работа» не имела ничего общего ни с ручным трудом, ни с добровольным участием в благотворительности. Она и в самом деле обожала наблюдать за тем, как вытягиваются лица джентльменов, когда она говорила, что весьма успешно занимается бизнесом, приносящим доход.
– Я владелица компании по производству парфюмерии. Может, слышали, Дом Ниван в Париже? Она досталась мне от покойного отчима.
Оливии понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что он не имеет ни малейшего представления о том, о чем она говорит. Ей приходило это в голову уже на балу, когда она упомянула о Доме Ниван, а он никак не отреагировал. Теперь ей стало понятно почему.
Она немного расслабилась и продолжила:
– Дом Ниван – это очень известная компания, ваша светлость, и она считается одной из лучших во Франции. Мы производим духи, туалетное мыло и ароматические соли. Мы уже более сорока лет продаем свою продукцию по всему миру, – с гордостью добавила она.
Если она и удивила его своим сообщением, он остался совершенно невозмутим. Однако теперь он смерил ее оценивающим взглядом, отчего ее щеки порозовели. Правда, она понадеялась, что он этого не заметил.
Наконец он глубоко вздохнул и, растягивая слова, сказал:
– Насколько я понял, вы – то есть ваша компания – делаете парфюмерию для императрицы Евгении?
– Совершенно верно. Мы обслуживаем французскую элиту и поставляем парфюмерию в несколько магазинов во Франции. Однако тот, который посещает императрица, считается лучшим. До недавнего времени она покупала парфюмерию исключительно в Доме Ниван. Благодаря этому у нас появилось много клиентов-аристократов. Разумеется, императрица вольна в любое время выбрать другую компанию, если кто-то выпустит духи, которые ей понравятся больше, но мы стараемся, чтобы нас не обошли. Из-за вашего брата, ваша светлость, наша компания стала испытывать затруднения. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я хочу вернуть компании ее прежний статус.
Сменив позу, герцог уселся на диване поудобнее и, помолчав, сказал:
– Впечатляет.
Ей показалось, что в его голосе не было сарказма, но она не поняла, что именно произвело на пего впечатление. Вряд ли его интересовало искусство составления композиций, но он продолжал внимательно на нее смотреть, словно ожидая, что она изложит ему суть дела.
Он постучал пальцами по спинке дивана.
– Догадываюсь, что Эдмунд украл у вас деньги, с помощью которых, как вы настаиваете, вы намеревались удержать императрицу как свою самую почетную клиентку.
– Вы немного упрощаете. На самом деле он украл деньги, которые я планировала вложить в свой бизнес после того, как моя мать умерла два года назад. Если я не расплачусь с долгами, я буду вынуждена закрыть Дом Ниван. – Она помолчала и добавила с горечью: – Думаю, Эдмунд планировал все это едва ли не с того самого дня, как познакомился со мной.
Герцог Дарем погрузился в долгое молчание. Потом, подавшись вперед и облокотившись на колени, спросил:
– Каким образом моему брату удалось украсть ваши деньги?
Она посмотрела на него, как на тупицу.
– Он женился на мне.
– По-видимому, так, но я не могу понять, как женщина вашего ума и деловой хватки могла просто так отдать ему деньги, стоило ему лишь попросить. Интересно, как ему это удалось?
Оливия чуть было не растаяла от такого комплимента. Ни один мужчина, кроме ее отца, никогда раньше не называл ее умной.
– Эдмунд взял копии нашего брачного свидетельства и снял деньги с моего счета как мой муж. Не без помощи моего банкира, разумеется.
– Понимаю. Очень удобно.
– Вы что, мне не верите?
Он снова вздохнул и откинулся на спинку дивана.
– У меня нет причин не верить вам, леди Оливия, поскольку я знаю Эдмунда. Он мог так поступить. Мы с ним совершенно разные люди и не схожи характерами, но я понимаю, что он мог сделать это.
– Вы не пользуетесь парфюмерией, – не подумав, вдруг сказала она.
Его явно удивил этот неожиданный комментарий.
– Да.
– Выбор одеколона говорит об индивидуальности человека, его стиле и о многом другом.
– Вы хотите сказать, что я лишен индивидуальности и стиля, мадам?
– Нет, разумеется. Просто вы не нашли еще запах, который бы вам подошел.
Герцог Дарем улыбнулся ей:
– А вы свой нашли?
– Обычно я выбираю тот аромат, который созвучен моему настроению.
– Я это заметил.
– Заметили?
Он пожал плечами, словно его комментарий ничего не значил.
– Я очень восприимчив к такого рода вещам, леди Оливия.
Снова наступила неловкая тишина. Он продолжал внимательно ее изучать, и, к ее чести надо сказать, она оставалась спокойной, хотя и слегка покраснела. Она лишь надеялась, что он не заметил ее смущения.
Потерев подбородок длинными пальцами, он встал. Она сделала то же самое.
– Мне надо будет посмотреть копии ваших брачных документов, – сказал он.
– Хорошо. Сейчас их достану.
Она прошла мимо него к небольшому дубовому секретеру.
– У меня есть копии. У Эдмунда наверняка они тоже есть. Но я даю вам оригинал и хочу, чтобы вы мне его вернули.
– Кажется, вы все предусмотрели, леди Оливия.
– Да. – Она протянула ему гусиное перо. – И мне нужна ваша расписка на случай, если вы решите его не возвращать.
Он подошел к ней и встал совсем близко. Она не опустила глаз, но инстинктивно сделала шаг назад – чуть подальше от его очень высокого роста.
– Разумеется, леди Оливия, – согласился он, и в его тоне не слышалось насмешки.
– Прошу обратить внимание на то, о чем говорится в расписке: я передаю вам свое свидетельство о браке, которое должно быть мне возвращено по истечении времени, необходимого для его изучения.
Он наконец-то посмотрел на расписку и, взяв у нее перо, поставил под ней свою подпись.
– Благодарю вас, ваша светлость.
– Рад был услужить, мадам.
Оливия больше не могла выносить душную атмосферу в гостиной леди Абетнот, а еще более – его близость... На сегодня с нее хватит.
Она быстро собрала бумаги и передала ему.
С минуту оба медлили. Потом он спросил:
– Кем вы себя считаете, леди Оливия, француженкой или англичанкой?
Она удивленно отпрянула.
– Я и то, и другое.
Он продолжал смотреть ей в глаза, а потом кивнул:
– Разумеется.
Она не знала, как отнестись к его вопросу, а он ничего не объяснил.
Прошла еще минута в неловком молчании. Наконец он поклонился.
– Я свяжусь с вами через несколько дней, мадам, и мы с вами обсудим, что мы будем делать с моим своенравным братом.
– Благодарю, ваша светлость.
Он опустил глаза, и его взгляд остановился на ее груди, но она не шевельнулась.
– До свидания, леди Оливия, – попрощался он и вышел.
Ее сердце все еще сильно билось даже после того, как она услышала стук закрывшейся парадной двери.
Она опустилась на диван и уставилась в окно на проливной дождь. В голове у нее была всего одна мысль. «Он может оказаться для меня более опасным, чем Эдмунд...»
Глава 3
«Я и то, и другое».
Так она сказала и на балу, и ему уже тогда показалось это смешным. Как можно быть одновременно француженкой и англичанкой? Конечно, родители могли быть людьми разных национальностей, как, например, в случае с Оливией – отец у нее был англичанин, а мать – француженка. Но что было выше его понимания, так это то, что можно считать себя принадлежащим сразу к двум национальностям. Человек либо француз, либо англичанин.