— Пока вы были в отъезде, разместили его в камере для задержанных уважаемых, — объяснил Бор про городского Голову Нерова, доставленного по приказу герцога на правёж, — В еде и сне не ограничивали. С Нурием встречи не организовывали. Хотя, вы, наверное, знаете, палач наш с Пражиком знакомы давно и не раз пили вместе. Но, вы не подумайте, на работе Нурия это никак не скажется. Если только прикажете…
— Не надо, — остановил, ставшего вдруг словоохотливым, обычно молчаливого начальника комендатской службы, — Проводи меня в свой кабинет и давай туда же этого Ляпкина-Тяпкина.
Здание тюрьмы из тёмно-красного кирпича было построено без всякой магии. Участвовать самому или, в очередной раз, припахивать сестру, которую он и так грузит работой, как ослика, для возведения такого объекта, он посчитал не солидным. Но и без их участия, тюрьма получилась мрачной на заглядение — куда там той Бастилии.
А всё потому, что Олег щедро оделял своих строителей не только деньгами, но и своими архитектурными идеями, без всякого зазрения совести и патентных платежей, утаскиваемых им из своего прошлого мира.
Дизайн для тюрьмы он взял из когда-то виденного им американского ужастика. Здание было в два этажа с острой черепичной крышей ещё более тёмного цвета, чем кирпич, из которого оно было построено — цвета венозной крови. Узкие, словно щели, окна были все зарешёченны, за ними находились кабинеты и комнаты сотрудников тюрьмы, служебные помещения и камеры для задержанных уважаемых — к уважаемым относились те торговцы, купцы, мастера и прочие, кто платил в год больше ста лигров налогов.
Кроме этих помещений, у тюрьмы были и подземные два яруса, где находились камеры, как одиночные, так и общие, для основной массы провинившихся, а также допросные кабинеты и пыточные.
— Вот скажи, Пражик, на кой тебе нужно было воровать? У меня! — Олег не только напускал на себя злой вид, но и, правда, был зол на этого прохвоста, — Я тебя, скотина, ограничивал в деньгах? Ты не мог у меня просто попросить?
Пражик плакал, что Лукавый — самый молодой и единственный отрицательный персонаж среди богов в пантеоне Семи — попутал. Что сам не знает, как так получилось. Что доченьке всё в приданое отдал, а сам остался гол, как сокол. Что готов искупить и всё вернуть. Валялся у герцога в ногах и всеми Семью клялся, что больше такого не повториться.
В последнее Олег не верил, почему-то, совсем. Ему даже вспомнился момент, как в фильме «Кавказская пленница», Балбес, еле двигаясь после заморозки в холодильнике-рефрижераторе, всё же находил в себе силы пытаться спереть тушку баранины.
— Эх, Пражик, Пражик, а я ведь хотел тебя орденом даже наградить. А теперь вот не знаю, что с тобой делать.
Даже если бы городской Голова Нерова и знал, что такое орден, то вряд ли бы он обратил на эти слова внимание — слишком уж он был убит свалившимся на него несчастьем, чтобы особо вдумываться в слова герцога о несостоявшемся награждении. Пражика хватало только на то, чтобы тихо и безнадежно скулить, вымаливая себе прощение.
— Бор, где там у нас Нурий или кто из его подручных? — спросил герцог.
Услышав эти слова, Пражик, что называется, поплыл. Похоже, его сознание почти отключилось. Он что-то бормотал, пока два стражника волокли его на задний двор, где были виселица и плаха, находившиеся там больше для устрашения — почти все казни в герцогстве, как и во всех остальных землях, были публичными. Воспитательный эффект здесь считался не менее важным, чем кара за преступление. Хотя, случались, естественно, и такие случаи, когда казнили без публичности, но такое было редкостью.
— Не надо! — закричал, словно только что очнувшийся Голова, когда обе его руки зажали в колодки, а здоровенный молодой парень, с топором себе под стать, встал сбоку плахи, к которой эти колодки прикрепили.
По знаку герцога, подручный Нурия двумя быстрыми и точными ударами топора отрубил кисти рук Пражика. Двое других подручных, совсем ещё молодые ребята лет семнадцати, подхватили обмягшее кричащее тело и держали, пока палач не перетянул жгутами обрубки.
— Пусть отнесут вон туда, — Олег показал Бору в сторону небольшой караулки возле въезда на задний двор, — И найди закрытый транспорт, пусть его перевезут ко мне в особняк. Не во дворец, а в особняк. Понял? — ещё раз уточнил он.
Олег и сам себе не смог бы ответить на вопрос, сыграл ли свою роль, в его решении помиловать Пражика, тот факт, что нынешнему Голове сейчас пока не было полноценной замены, или он его помиловал, из-за оставшихся в нём от прежнего мира взгдядов. Но он решил, вначале примерно наказав, затем прохвоста исцелить и оставить на прежней должности. Только усилить за ним контроль.
Здесь, вообще-то, милосердие было не в чести. Примерно, как и в средневековой Европе. Это в русском варианте сказки Золушка, история заканчивается балом счастливой девушки, а в немецком подлиннике — злую мачеху, с её мерзкими и отвратительными родными дочерьми, посадили в металлическую бочку, изнутри утыканную гвоздями, и скатили с крутой горы — эдакий движущийся вариант Нюрнбергской бабы. А в сказке про Пиноккио, итальянском прообразе Буратино, в концовке лисичку забили палками, а несчастному слепому коту крыса отгрызла лапку.
Вот и здесь, часто, доброта считалась слабостью, а возмездие — необходимостью.
— Я знаю, что ребятки Нурия умеют держать язык за зубами, но, на всякий случай, ещё раз их предупреди, чтобы про сегодняшнее забыли. И сам забудь, — приказал Олег Бору.
Он так распорядился, скорее, по устоявшейся привычке всё скрывать, а, на самом деле, в той огромной толпе слухов, которая давно его окружала — одним больше, одним меньше, роли уже не играло. Ну, обрубили кому-то руки, а они опять отросли — подумаешь. И не то ещё про герцога болтают. К тому же, сам процесс исцеления никто, кроме него самого и Пражика не увидит.
Свой особняк Олег вовсе не забросил. Даже, наоборот, старался чаще ночевать здесь, а не во дворце. Хотя, конечно же, днём он здесь практически не бывал.
Последнее, видимо, учли и два неожиданных голубка — получивший два выходных дня полковник Клейн и бывшая хромоножка, надолго ставшая звездой светских сплетен баронета Иретта Дениз, дочь одного из самых толковых его командиров полков.
Службу оповещения Клейн поставил хорошо, поэтому застукать его с баронетой прямо вовсе уж на горяченьком у герцога не получилось.
— Извините, что я вас потревожил во время вашей семейной драмы, — немного перефразировал слова Натальи Крачковской из фильма «Иван Васильевич..», встретив на лестнице торопливо спускавшихся раскрасневшихся друзей, — Приветствую вас баронета, — первым, вопреки этикету, поздоровался он с растерянной Иреттой, — Клейн, молодец, хорошо проводишь время, — увидев, как сильно он их смутил, пожалел обоих, — Иретта, я рад тебя видеть. Надеюсь, ты не откажешься с нами пообедать? Клейн сейчас распорядится.
Подождав, пока смущённая баронета закончит своё ответное приветствие и ненужные слова оправдания, жестом пригласил её в гостиную.
— Там сейчас тело привезут, — придержал он за локоть своего министра двора, отправившегося отдать распоряжение про накрытие стола, — Да не труп, говорю, а тело, — увидев, как дёрнулся Клейн, пояснил он, — Дай команду, чтобы в комнатку надзирателя пока уложили.
Об угрозе намечающегося мезальянца Олег был в курсе — сплетница Веда давно ему спалила Клейна, к которому особых симпатий не испытывала. Придётся, наверное, в самое ближайшее время подыскивать и Клейну баронство.
Не то, чтобы Асер Дениз, так грамотно управляющий вторым егерским полком, был снобом, который не позволит своей дочери выйти замуж за простолюдина — всё же, министр двора и особа приближенная к герцогу Олегу ре, Сфорцу, это не бродяжка с улицы, но зачем создавать лишние неприятности достойному офицеру?
— Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы к столу подали водку, — увидев изумлённую реакцию герцога на поставленную в середину стола открытую стеклянную бутылку с прозрачной, как слеза, жидкостью, пояснил Клейн, — Сегодня с утра доставили ящик. Передали от Ринга и Малоса, что все ваши замечания и пожелания учли. Просят опробовать. И там ещё…, - увидев, как герцог сам потянулся за бутылкой, он замолчал.