— Друг мой, что с вами?
— Я сыт по горло вашим аббатом.
— А вы бы почитали книжку, — сказала она, не заботясь о том, слышит ли её аббат.
С минуту Монриво не мог ничего сказать, поражённый её тоном и жестом, которым она ещё подчеркнула дерзость своих слов.
— Дорогая Антуанетта, благодарю вас, что вы отдаёте любви предпочтение перед церковью; но разрешите, умоляю вас, задать вам один вопрос.
— Ах, вы меня допрашиваете? Что ж, я очень рада, — отвечала она. — Разве вы не друг мне? Разумеется, я могу раскрыть вам всю душу, и вы увидите там только один образ.
— Вы говорили этому человеку о нашей любви?
— Он мой духовник.
— Знает он, что я вас люблю?
— Господин Монриво, вы не дерзнёте, я надеюсь, проникать в тайны исповеди?
— Значит, какому-то чужому мужчине все известно о наших спорах и о моей любви к вам?
— Чужому мужчине, сударь? Скажите лучше — Богу.
— Бог, вечно этот Бог! Я один должен царить в вашем сердце. Оставьте вы Бога в покое на небесах, ради меня и ради него самого. Сударыня, вы не пойдёте больше на исповедь, или я…