Сделав вдох, спрыгнула прямо на него, чтобы свалить и обезоружить, но наемник ловко скинул меня с себя и навалился сверху. Он проявился полностью, и я могла разглядеть его завораживающие, черные как ночь, как бездна, как сама Тьма, глаза. Они полыхали яростью.
— Я убью вас, — прошептала, будучи полностью уверенная в своих возможностях.
Да, мужчина удерживал мои руки, прижимал их к земле, но, извернувшись, я сумела направить на него рапиру, врезаясь острием в его шею.
— Когда-нибудь обязательно, — тихо ответил он и начал медленно наклоняться к моему лицу.
Видела, как острие пронзает податливую плоть. Как рубиновая кровь наливается огромной каплей и соскальзывает вниз, намереваясь достичь ворота черной рубашки. Наемник не останавливается.
Он все ближе и ближе. Ощущаю на своих губах его дыхание — сбивчивое, рваное, глубокое. Сама себе не верю, но выпускаю рапиру, чтобы тут же в наказание за слабость получить поцелуй. Свой первый поцелуй.
Губы покалывает от тепла, от мягкости, от нежности, которые исходят от мужчины. Водоворот эмоций захлестывает, подчиняет, и я расслабляюсь. Отдаюсь надежным объятиям, покоряюсь его воле, его силе. Купаюсь в его мощи, захлебываюсь, чтобы уже не выплыть. И где-то не периферии сознания ощущаю, что он — именно тот, кого я искала. Тот самый, за которым и против Света, и против Тьмы.
— А что это вы тут делаете? — раздается совсем рядом чей-то ехидный голос.
Второй голос заливисто хохочет и отвечает:
— Так того, этого самого, наверное.
Наемник тяжело отрывается от моих губ, переводит дыхание, уткнувшись лбом мне кудато между ключиц, а я с великим разочарованием смотрю на разбойников, которых на поляне совсем не двое. Человек десять, не меньше, и все с такими ядовитыми ухмылками демонстрируют отсутствие зубов. «Где же вы раньше были, бессовестные?» — мысленно спрашиваю я у них, а вслух с горечью от всей души произношу:
— Да чтоб вас Тьма пожрала!
Мы поднялись с земли вместе. Как-то молниеносно получилось, будто сговорились. Наемник одной рукой задвинул меня себе за спину, а я обижено вперилась взглядом в его широкую спину, желая как минимум просверлить в ней дыру. Один, значит, собрался развлекаться… Да счаз!
В его руке сверкнула сталь — меч и клинок, а я поскорее достала из заначки вторую рапиру. Так значительно быстрее управимся.
— Ну что? Потанцуем? — кровожадно улыбнулась я разбойникам, кидаясь в самый центр.
— Куда? — выкрикнул наемник, пытаясь схватить меня, но какой там.
Я была в своей стихии. Я действительно танцевала на небольшой полянке, вслушиваясь в самую красивую музыку — в мелодию рапир. Звонкая сталь пела, встречаясь с оружием наемников, и каждый удар моего сердца — размеренный, четкий — вторил этой мелодии.
Видела, что наемник поглядывает за мной и держится совсем рядом, но не мешается. Скорее, стоит на страже, чтобы в случае чего отразить атаку, но нет. Я слышу абсолютно все, что происходит вокруг. Каждый удар пульса, каждый поворот врагов, каждое их действие.
Я не приучена к совести — к той самой совести, когда человек не может убивать. Я видела смерть, встречалась с ней взглядом. Она беспощадна и не терпит жалости, не терпит сомнений. Либо ты, либо враг — третьего не дано, сколько ни старайся.
Смерть невозможно обмануть. Она, как и Тьма, обязательно придет за своим, за откупом, который принесешь ты, или… принесут тебя. Каждый платит за свою жизнь кровью. Когда рождается, умываясь кровью материнской. И в каждой схватке, умываясь кровью врагов, рождаясь заново, потому что смерть дает тебе еще один день.
Знала ли я, что мне придется убивать, когда собралась в незапланированное одиночное путешествие?
Знала.
Потому что мир огромен и далеко не безопасен. Разные законы, воры, убийцы, разбойники — все это есть, и пока, увы, от этого никуда не деться. Возможно, пройдут столетия, и целый мир заживет душа в душу, заполнившись лишь хорошими людьми, но сейчас мы имеем то, что имеем.
Такие, как мой дядя, отец, мама, — они пытаются сделать жизнь лучше, легче, правильнее, но пока люди сами не захотят стать другими, процесс становления не дойдет до высшей отметки. Грустно, но это нужно понять и принять.
Почему я не убила наемника?
Могла, но не убила. Потому что хорошо разбираюсь в людях, и этот человек достоин жизни. Он не причинит вреда тому, кто этого не заслуживает. И дело даже не в кодексе чести, которого придерживаются наемники. Он сам такой — разумом, сердцем, душой. Такой же, как и я.
Стояла посреди поля — одна. Смертельный танец закончился, а земля впитывала кровь, чтобы дать людям свои плоды. Не знала, когда наемник ушел. Не почувствовала этого, полностью отдаваясь схватке. Лишь солнце грело — и тот поцелуй, что остался теплом на губах.