Меншиков, поклонившись, сказал:
-- Я обещаю это вам, ваше высочество, при непременном условии: вы должны постараться опровергнуть усердие Морица и вместо того чинить деяние, которое ее величеству будет благоугодно.
На секунду Анна Иоанновна задумалась. Глухая, тяжелая внутренняя борьба происходила в ней.
"Я, я сама, своими собственными руками должна рушить то, что так дорого и мило моему сердцу! Это ль не искус великий, не пытка? До чего они жестоки!" -- закружились мысли в голове несчастной женщины.
-- А ежели я не соглашусь на это? -- подняв голову, спросила она.
-- Тогда Бестужев понесет суровое наказание за свою вину, а вам, ваше высочество, придется испытать на себе всю силу гнева и опалы государыни императрицы. Вам будут предстоять тяжелые дни, -- спокойно ответил всесильный временщик.
-- Но как же я могу помешать случившемуся? -- воскликнула вконец измученная герцогиня Курляндская.
-- Вы, ваше высочество, потрудитесь по приезде в Митаву призвать к себе канцлера Кейзерлйнга и приказать ему представить курляндским управителям и депутатам те резоны в опровержение избрания Морица, которые я имел честь только что сообщить вам. Тогда все дело окончится благополучно: вы заслужите особенное благоволение ее величества. Бестужев останется при вас...
-- А герцогом Курляндским кто же будет?
-- Или герцог Голштейнский, или я.
-- Вы?! -- вырвался у Анны Иоанновны возглас удивления.
-- Да, я, ваше высочество. Герцогиня провела рукой по лбу.
-- А-а... теперь все понимаю... все, все!.. -- вырвалось у нее, она круто повернулась и пошла к выходу из зала, но в дверях остановилась и глухо бросила светлейшему: -- Хорошо!.. Я согласна. Я уезжаю в Митаву. Прощайте, Александр Данилович!
-- А разве не до свидания, ваше высочество? Я тоже скоро прибуду в Митаву.
-- Но ведь мы уже обо всем переговорили, -- надменно произнесла Анна Иоанновна и скрылась за дверью.
V
"ВЫ МЕНЯ ОБМАНУЛИ, МОРИЦ..."
До Митавы оставалось всего версты три-четыре.
Темнее тучи возвращалась в свою резиденцию Анна Иоанновна после "постылого свидания" со светлейшим.
Легкая коляска, в которой она сидела со своей служанкой, быстро неслась по шоссе; Сумерки роскошного июньского вечера уже падали на поля, от которых несло чудесным запахом свежескощенной травы.
Вдруг позади коляски послышался топот бешено скачущей лошади.
-- Кто это, ваша светлость? -- испуганно воскликнула трусливая служанка.
Анна Иоанновна обернулась и стала пристально всматриваться.
-- Не вижу... пыль идет столбом... Ах да, неужели?.. Нет, нет... ошибаюсь я!.. -- В смущении и робости она откинулась на спинку коляски.
А топот становился все ближе, ближе... Уже доносился храп взмыленной лошади.
Всадник догнал коляску и, крикнув кучеру: "Стой!", склонился с седла к сиденью.
-- Ваша светлость! Моя обожаемая невеста Анна! -- послышался вздрагивающий красивый голос Морица.
Все задрожало в Анне Иоанновне -- и руки, и ноги, и сердце. Кровь горячей струей забилась в жилах... И жутко, и до смерти сладостно сделалось ей.
-- Я поджидал вас здесь, в лесу, Анна, -- по-французски сказал граф Саксонский. -- Я ведь узнал, куда вы поехали. Вы виделись с этим проклятым медведем Меншиковым. И знаете, что со мной произошло сейчас? Какие-то наемные убийцы стерегли меня. Они из засады стреляли в меня, -- смотрите, я ранен в руку, Анна! Но что такое какая-то жалкая царапина в сравнении с моей к вам любовью!
Любовь и тревога за участь этого человека всколыхнули душу Анны Иоанновны, но это был лишь один момент.
-- Мне неудобно разговаривать с вами здесь, на проезжей дороге, ваше высочество, -- сухо промолвила она. -- Вы видите, я -- не одна. Если вам угодно побеседовать со мной, я прошу вас пожаловать ко мне сегодня попозже, часа через три, в мой замок...
Мориц был удивлен холодным тоном герцогини.
-- А как я могу приехать к вам? Открыто? -- с неудовольствием спросил он.
-- Совершенно открыто. Вас будут ожидать, вас встретят, -- ответила Анна Иоанновна и по-немецки крикнула кучеру: -- Пошел!
Старый замок Кетлеров, резиденция-тюрьма вдовствующей герцогини, был освещен.
Первым лицом, которое встретила Анна Иоанновна при входе в свои покои, была ее гофмейстерина Клюгенау. Заметив смертельную бледность, покрывавшую лицо ее повелительницы, красавица баронесса всплеснула руками.
-- О, Боже! Вам дурно, ваша светлость? -- засуетилась она.
Анна Иоанновна отвела ее рукой и твердо произнесла:
-- Позовите ко мне Бирона, если он находится в замке.
Гофмейстерина изменилась в лице и круто отвернулась от ее светлости.
В глубоком изнеможении, бессильно опустив руки, сидела царственная митавская затворница в кресле. Она не переменила туалета, в котором ездила на свидание со светлейшим. Не до того, должно быть, было ей. Глубокие складки бороздили ее лоб. Какая-то тревожная мысль залегла на ее лице.
Раздался стук в дверь.
-- Войдите! -- крикнула Анна Иоанновна по-немецки.
На пороге стоял Бирон.
Пожалуй, никогда, даже впоследствии, когда этот "конюх" находился на высших ступенях власти, на его лице не, играла столь торжествующая улыбка, полная удовлетворенного самолюбия, злорадства, как в этот момент. Взор его красивых, выразительных глаз впился в скорбно-понурую фигуру сидящей Анны Иоанновны.
-- Это -- вы... это -- ты, Эрнст Иванович? -- тихо проговорила она. -
-- Как видите, ваша светлость... -- ответил Бирон, не трогаясь с места.
-- Подойди сюда... поближе... мне надо сказать тебе несколько слов...
Бирон подошел.
-- Вот что, Эрнст Иванович! Скоро сюда прибудет принц Мориц Саксонский... Я назначила ему свидание сегодня вечером.
Глубокое изумление отразилось в глазах Бирона.
-- Что же вам угодно от меня, ваша светлость? -- насмешливо спросил фаворит, которого Анна Иоанновна в этот период времени держала еще "в черном теле".
-- Так как мой обер-гофмаршал Петр Михайлович сегодня отсутствует, ибо он отправился к светлейшему,то его обязанности я возлагаю на тебя. Я поручаю тебе встретить и проводить в парадный зал Морица и доложить мне о его прибытии.
Бирон побледнел.
-- Ваше высочество, ваша светлость! -- дрогнувшим голосом проговорил он. -- Рискуя навлечь на себя ваш гнев, я тем не менее отказываюсь исполнить ваше приказание.
Он ожидал вспышки злости, бешенства и был поражен кротким голосом, каким герцогиня апатично и спокойно спросила его:
-- Почему ты отказываешься, Эрнст Иванович?
-- Да потому, что это свыше моих сил! Неужели вы полагаете, что здесь, -- Бирон стукнул себя по сердцу, -- что здесь находится не сердце, а камень? Или вы, порфироносицы, твердо убеждены, что любовь, ненависть и ревность составляют исключительно вашу привилегию? А простые смертные, дескать, рабы только? -- Бирон преобразился. Как большой и умный актер, он нашел для этого случая особые интонации голоса. --Я не могу встречать Морица, потому что я глубоко ненавижу его, потому что он грубо оскорбил меня. Ваша светлость! Не забывайте, что тот человек, которому хоть единый раз довелось увидеть солнечный луч, страшится и ненавидит тьму. Видеть торжество другого человека в то время, когда твое собственное сердце обливается кровью из-за одной и той же причины, -- это та пытка, до которой не дошли даже святые отцы инквизиции...
Всю эту тираду Бирон произнес тем гневно-проникновенным голосом, с тем пафосом, который сильно действует на глупых, рыхлых женщин.