Сегодня вечером, первый раз после долгих трех лет увидев его в гостиной, Саре показалось, что сердце застыло и остановилось на несколько секунд. Когда же оно начало биться вновь, возникло чувство, будто табун лошадей скачет галопом у нее в груди. Воспоминания о нежных губах и руках Саймона потоком нахлынули на нее. Саре стало жарко, она буквально задыхалась. С трудом она смогла закончить разливать чай. А когда подавала чашку ему, ей казалось, что руки дрожат так, что весь ковер будет забрызган чаем.
Никто не смог бы отрицать, что Саймон красив. Его прямые волосы сейчас стали длиннее на один-два дюйма и были все того же светло-коричневого цвета с золотыми прожилками. Его пронзительные зеленые глаза всегда оставались серьезными. Но сейчас они выглядели немного темнее, чем помнила Сара, будто кольца из темного зеленого мха окружали его зрачки. Неглубоких морщинок в уголках глаз она не помнила вовсе, но они ей понравились – они придавали еще больше мужественности его лицу. Веснушки, осыпавшие его нос в юности, исчезли, и теперь все лицо было ровного золотистого оттенка. Патрицианский нос и высокие скулы дополнял квадратный подбородок с ямкой на подбородке, которая была особенно хорошо заметна, когда Саймон улыбался. Но с самого его приезда Сара так и не увидела этой милой ямки. Она надеялась, что он хоть раз улыбнется ей до своего очередного отъезда из Айронвуд-Парка.
Сегодня вечером Сара без остатка погрузилась в фантазии. Перед ее мысленным взором постоянно возникали сильные, обтянутые шерстью панталон бедра Саймона. Мышцы его плеч и широкая гибкая спина под пальто заставляли дыхание сбиваться. Как же ей хотелось вновь прикоснуться к его сильному телу!
Но больше всего Саре нравились его уверенность, решительность, властность. При этом он никогда не упивался данной ему властью, не потакал своим слабостям и не унижал других. И сегодня в гостиной Саймон разрешил высказаться всем, выслушал и рассмотрел все мнения и предложения. Даже ее, Сары.
Но как же сложно было ей сосредоточиться на проблеме! Присутствие Саймона постоянно отвлекало ее, заставляя вспоминать о той ночи. Ее согревали воспоминания о его поцелуе. О боже! Сара мечтала поцеловать Саймона вновь. Ей хотелось оказаться в его объятиях и почувствовать прикосновение его губ.
В какой-то момент, когда Саймона не было рядом, Сара внушила себе, что это наваждение прошло. Но сейчас, подняв глаза к небу, она смеялась над собственным самообманом. Какой же глупой она была! Лишь только увидев его спустя три года, она поняла, что по-прежнему без ума от герцога Трента, так же, как и раньше. А возможно и больше.
Сара закрыла глаза и сделала глубокий медленный вдох. Она знала свое место. И Саймон знал. Между ними пропасть. Саймон, как правило, все делал очень продуманно и осторожно. Он понимал, что их семья была всегда на виду. И им постоянно приходилось бороться с попытками испортить и очернить ее репутацию. Саймон никогда не переступал ту невидимую тонкую черту, которую общество провело между ними.
Сара понимала, что неправильно так отчаянно желать того, кто был вне пределов ее досягаемости. Но сейчас, когда исчезла герцогиня, постоянно думать о Саймоне было просто недопустимо. Все его мысли сейчас были заняты поиском матери, и Саре следовало бы тоже думать только об этом.
Когда посыпанная гравием дорожка привела Сару к развилке, она в нерешительности остановилась. Путь направо ведет к дому. Дорожка, уходящая влево, – на берег ручья. Поддавшись неожиданному импульсу, Сара пошла налево. Она не могла спать. Не сейчас. Ее разум был полностью занят запутанными событиями последних дней. Перед сном ей необходимо привести мысли в порядок, и лучшим для этого способом была прогулка на свежем весеннем воздухе.
Луна разливала серебро по ночному небу, освещая путь. Гуляя, Сара думала, что причиной исчезновения герцогини вполне могли стать грабители. Но она даже представить себе не могла, что с герцогиней произошло нечто ужасное. И где? В Айронвуд-Парке! Появись здесь злоумышленники, Сара бы услышала их. Она бы их почувствовала. Они бы ни за что не смогли укрыться от дочери садовника.
Сара прошла вдоль ручья примерно полмили. Журчание воды, бегущей по камням, постепенно успокаивало ее.
Когда она дошла до знакомой скамьи у излучины ручья, которая пряталась в кустах ежевики, она вновь заколебалась. Скамья стояла на самом берегу, чуть в стороне от дорожки, и манила ее к себе, сверкая жемчужно-белым мрамором в лунном свете.