— Ко мне? — обронил коротко, — девушка, подходите, что там у вас?
Лина глубоко вздохнула.
Что ж, неплохое начало.
Деловой тон, человек экономит свое время. Ну так и она не будет заставлять себя ждать.
Быстро прошагав по зеркальному полу, Лина остановилась перед витриной. Оглядела ювелира — непонятного возраста мужик, седой, но лицо совсем не старое. Брови темные. Легкая щетина, тоже темная. А взгляд — неприятный, колючий. Радужки светло-серые с темным ободком.
— У меня… вот… — она быстро размотала носовой платок. На пальце носить перстень даже не пыталась — слишком велик.
— Мне бы хотелось узнать, сколько он может стоить, — решительно добавила Лина.
— Вы позволите? — мужчина протянул руку ладонью вверх, и Лине ничего не оставалось, как положить туда свое сокровище. В глаза бросился белый рваный шрам через всю ладонь, как будто руку ювелира рвала собака.
Воцарилась тишина, изредка прерываемая презрительным хмыканьем продавщиц.
Ювелир спокойно разглядывал перстень сквозь лупу, Лина молча ожидала вердикта. Почему-то ей очень хотелось, чтобы кольцо оказалось дешевкой — тогда бы закладывать его не имело смысла, и бабушкино наследство осталось бы с ней. Внезапно она поймала на себе тяжелый взгляд мужчины.
— Что?
— Оно ваше?
— Ну да… — пожала плечами, — оно досталось мне… от бабушки.
— А что с бабушкой стряслось?
— Если бы она была жива, я бы здесь не стояла, — огрызнулась Лина.
— Понятно, — спокойно сказал ювелир, — к сожалению, этот перстень ничего не стоит. Ну, серебра на две тысячи… Но я так понимаю, что это не та сумма, о которой вы мечтали, верно?
— А камень?
— Что — камень?
— Я бы хотела знать, что это за камень, — настойчиво сказала Лина. Ювелир ей нравился все меньше.
— Не бриллиант, это точно, — он усмехнулся, продолжая давить ее тяжелым взглядом, — минерал называется абракс. Но вряд ли вы встретите его в справочниках.
…Выходила из ювелирного Лина в смешанных чувствах. Она была рада, потому что не пришлось закладывать перстень и предавать память бабушки. Она была раздосадована тем, что перспектив раздобыть денег больше не было. А еще ее немного задел снисходительный тон ювелира. «Не бриллиант»… Ну и ладно.
Лина вышла в зарядивший с удвоенной силой ливень и побрела в их бывшую с бабушкой квартиру — всего лишь в двух кварталах.
И поэтому она не могла видеть, как, проводив ее взглядом, ювелир подхватил со спинки стула зонт и тоже последовал к выходу.
— Макс? Ты куда?
— За сигаретами.
— Оденься, осень же!
Всего этого Лина не видела, и потому не насторожилась.
Она брела сквозь бушующий ливень, мечтала о кружке горячего какао, и — совсем чуть-чуть о том, что, будь живы родители, все сложилось бы по-иному.
Дождь лил всю ночь. Лил он и утром, шумя, барабаня по стеклам и металлическим отливам.
Она проснулась в темноте, протянула руку и, нащупав выключатель, щелкнула кнопкой. Зажглась маленькая настольная лампа на тумбочке, конус желтоватого света выхватил из темноты угол кровати, фотографию в керамической рамке, что стояла рядом с лампой. Там была Лина с бабушкой, сфотографировались пару лет назад…
Тоскливо.
Лина потерла глаза, разгоняя навернувшиеся слезы, отвернулась. Потом, не удержавшись, всхлипнула и уткнулась носом в подушку. Эх.
Смотреть на фотографию было невыносимо.
Шмыгнув носом, Лина выбралась из-под одеяла, поежилась. По квартире гуляли сквозняки, оконные рамы были очень старыми, как раз перед бабушкиной смертью они собирались поставить новые окна, но, видать, не судьба.
Лина зевнула, поглядела на будильник: пора собираться в институт. Побрела в ванную. Пока чистила зубы, рассматривала свою бледную, худую и совершенно немиловидную физиономию в обрамлении рваных черных прядок. Все слишком резкое: ломаные брови, острый нос, острые скулы и подбородок. Губы тонковатые для девичьего личика. Пожалуй, только глаза хороши — большие, холодного бирюзово-зеленого оттенка. Лина повертелась еще немного перед зеркалом, прикидывая, что надо бы купить пуш-ап бюстгальтер, дабы скромная «двоечка» стала казаться «троечкой». Можно, конечно, сколько угодно себе твердить, что плевать на мнение окружающих, на презрительное хмыканье девиц во вчерашнем магазине — но ведь это не так. Все равно задевает, и все равно обидно… Вон, одногруппницы уже давно при парнях, а ее все чураются, как будто урод.
Девушка хмыкнула, сбросила пижаму и, прошлепав босиком в спальню, принялась одеваться. На завтрак времени не оставалось — решила перекусить в институтской столовой. Впрыгнула в джинсы, нырнула в джемпер. Обулась, накинула куртку, которая — слава Богу — успела просохнуть за ночь — и устремилась к двери.