За что? — А вот! «Ему тута-тко, Добрыне, за беду стало, И за великую досаду показалося». Что его за дело бранят, за хамство явленное выговаривают.
А другая обида: какая-то бабёнка верх взяла, умом-разумом пересилила, в бычка мукающего обратила.
А третья беда — что другому полюбовницой была, обнимала-целовала. Страстная, похоже, женщина — ногами оплетала. А Добрыню, видать, такого искусства не удостоила. Хоть и до Добрыни было, а всё едино — обида смертная.
Стыдно ему. Самолюбие прищемили. Воспротивилась, окоротила хама. Указала место. В ряду других бычков-рогоносцев.
Тут ещё и ересь придумал в довесочек. Хотя его собственная крёстная — ведьма, людей в собак оборачивает.
По совокупности: четвертование с урезанием губ и носа. Поизгалялся-позабавился. Самоутвердился.
Знавал я одну «молоду Марину Игнатьевну» в Киеве. Собою очень хороша была. Полная тёзка былинной героини. Но счастливее: в Торонто укатила. Живёт себе, поживает. Умна: не стала дожидаться туземных «добрыний».
Ссора из-за Маринки заставляет несколько иначе оценивать действия Добрыни в других былинах при его столкновениях со Змеем Горынычем. Они соперники из-за женщины. Оба — неуспешные. Горыныч — сбежал, Никитич — убил.
Явленные Добрыней в этой былине хамство, наглость и вздорность, лживость и жестокость — не типичны для него. Чаще эти свойства (особенно — склонность к обману) проявляются у Алёши Поповича. Но тут — «снесло крышу». От гипертрофированного наследственного чувства самца-собственника. Змеевич.
Эта история объясняет безудержную храбрость и ярость Добрыни в последующих стычках со Змеем Горынычем. «Соперник-предшественник» подлежит полной ликвидации.
Убил-таки, любовника своей покойной жены. Типа: смыл свой позор. Стыд за своё хамство, за то, что его так не полюбили. Не оплетали-целовали. Заодно грохнул папашку, «глав. водопроводчика». Да сводных братьев с сёстрами своими поистребил:
Забаву Путятичну вызволил. Девушка, само собой, влюбилась. Учуяла кровь «Огненного Змея»? Но горький Маринкин опыт у Добрыни на челе выписан. Не любит он женщин. Боится опять с золотыми рогами в стаде скакать. О чём Забава прямо и сказывает:
Рана, нанесённая нежной ранимой душе русского богатыря женским превосходством в части принудительного обычачивания и рогоношества, не зарастала долго. И вот только он угробил Змея Горыныча, только-только, хоть частично, восстановил самоуважение, как нарвался на дочку Микулы Селяниновича Настасью.
С самим Микулой, хоть тот и простой мужик-пахарь, даже и Вещий Олег разговаривал… вежливо. Во избежание.
То — Вещий. Он же — ширяется. По поднебесью. А Никитыч… не ширяется. И, увидев одинокую наездницу, кидается бить её булавой по голове.
Других навыков общения с женским полом у Добрыни нет. Окна бить, двери ломать, руки-ноги рубить… А чего ещё с бабами делают? «Дал сто баксов — она моя. Забрал сто баксов — она в экстазе». Или вот: увидел и сразу дубиной по мозгам.
Увы — фиаско. Не смог. Не так, как вы подумали, а по-военному.
Дочери Микулы в отца пошли.
Там бы он и помер. Но конь у Настасьи заговорил. От перегруза: двух богатырей таскать тяжело. У моей тачки рессоры в подобных ситуациях тоже скрипят.
Глянула Настасьюшка, спросила вежливо:
Ух как не хочется святорусскому богатырю снова…! Но деваться некуда. Добрыня кивает, соглашается. Сщас как с Маринкой: под ракитов куст да за востру сабельку. И — порубить кусочно… Увы. Облом.