"Как она мне доверяет! Такую тайну! — взволнованно проносились мысли в мозгу юноши. — Я не обману! Не предам! Никогда!".
Луна заливала своим белым чистым светом сидящую женщину. Наполняла своей чистотой и невинностью и бёдра, и задумчивое лицо, и… прочие части тела.
— У тебя неплохо получается. Ценный мне раб попался.
Женщина насмешливо разглядывала красное, запыхавшееся лицо вспотевшего юноши. Тихонько, понимающе спросила:
— Овладеть своей госпожой, своей прекрасной донной, заставить её биться от страсти, трогая струны её тела, направляя дыхание в нужные дырочки… С таким владением языком… не нужна ни лютня, ни флейта. Это возбуждает моего раба?
Юноша фыркнул. Смущение, от целого ряда случившихся мелочей, не укладывавшиеся в ту идеалистическую картину, которая построилась в его мозгу за годы восхищения бродячими певцами куртуазности, от постоянных бросков от любви высшей, бесплотной к чувственной, плотской, от мистики этого места, трона, к реальности вроде беличьего меха, вылилось в глупое раздражение, в попытку защититься хамством:
— Куда больше… ты — тощая, злобная и… бесстыдная. Но сношать жену моего врага, убийцы моего отца… как какую-то развратную дворовую девку… Да! Возбуждает!
Женщина, подперев кулачком щёку, внимательно слушала и уточнила:
— И много "развратных дворовых девок" ты "отсношал" таким образом? Поделишься воспоминаниями? О вкусе сока замковых кухарок и прачек?
Юноша немедленно представил себе, как главная кухарка замка Толстая Марта, фунтов эдак триста весом, пропахшая подгорелым свинным жиром и прочими… продуктами, взгромождается на его лицо, и требует… подобного произошедшему только что. Ужас-с!
Меж тем, его госпожа продолжала поучение:
— Ты ведёшь себя как мальчишка. Который рад проявить смелость, залезши в чужой сад за парой яблок.
Она тяжело вздохнула, сменила насмешливый тон на более серьёзный:
— Увы, ты не мальчишка. Здесь цена неудачи — не десяток розг, а плаха. Но ведь ты лазал в чужие сады? Не испугаешься и теперь. А яблочко будет тебя ждать.
Не сдвигаясь с места, женщина провела ладонью по своему телу. А юноша не мог оторвать взгляда от неторопливого движения её ладошки.
— Тебе надо бежать.
— Почему?! Ты больше не…
Мольба, страх расставания сразу по обретению, вдруг прорвавшиеся, в взвизгнувшем, ушедшим в детский фальцет, голосе юноши, заставил её тяжело вздохнуть
Женщина задумчиво смотрела вверх, на прокопчённый прошедшими столетиями потолок императорского тронного зала. Здесь когда-то горели факела и свечи, звучали мечи и здравницы. Здесь было произнесено множество слов. Какими из них воспользоваться?
Скосила глаза в сторону, на залитое алым, от очередного куска витража, светом луны, напряжённое лицо своего слушателя, чуть усмехнулась и негромко произнесла:
— Муж.
Мгновение в зале продолжалась тишина. Потом юноша вскинулся, заполошно оглядываясь, забормотал:
— Что?! Где?! Когда?!
И остановился. Увидев несколько презрительную улыбку своей собеседницы. Та томно потянулась, бесстыдно демонстрируя изгибы своего тела, закинула руки за голову, заставив свои небольшие груди приподняться, дерзко посмотреть ему в лицо чуть подрагивающими сосками, лениво растягивая и разделяя слова, ответила своему "бесстрашному рыцарю", испуганному до бессвязного лепета:
— Мой. Муж. Скоро.
— Как "скоро"?! Он же уехал! В "Святую Землю"!
Юноша начал резко и беспорядочно дёргать руками, мгновенно позабыв про удерживающие его цепи, елозить ногами, пытаясь подняться на сидение трона, встряхивать головой, отгоняя столь сильное, охватившее его внезапное чувство страха. В этот момент было особенно хорошо видно, что, несмотря на свой рост и широкие плечи, в лице его вполне проявлялся испуганный ребёнок.
Женщина пару мгновений рассматривала его, потом резко рванулась вперёд, схватила за плечо, прижала рывком к трону, навалилась, оседлала его коленопреклонённые бёдра, придавила животом, грудью, яростно зашипела ему в лицо: