Сталь и дерево выдержали. И тогда он зарычал:
— Я убью тебя! Я тебя голыми руками порву!
Мгновенное выражение испуга на лице дамы, сменилось презрительным. И — томным:
— Голыми? Руками? Мне нравится. Твои голые руки… и ноги… и другие… части…
Не давая собеседнику высказать очередное трудноисполнимое обещание, она вдруг заговорила серьёзно и дружелюбно:
— Конечно, я тебя вытащу. Куда уж деваться… Но ты должен всегда выполнять мои приказы. Ты — клялся. Не забыл?
— Да-да, конечно. Только чтобы никто…
— Завтра в замок прискачет гонец от герцога. С приказом тебе догонять моего Генриха в его паломничестве.
— Я… я не хочу! Метя там убьют!
— Вероятно. Или постригут в монахи. В Палестине есть очень… укромные монастыри. Но — воля сюзерена! Завтра же ты поедешь. Твою люди…
— Они — тюремщики! Они служат герцогу!
— Я знаю. Поэтому вас встретят. Одень кольчугу. И постарайся остаться живым. Тебя доставят за Эльбу. В Мекленбург. В Велиград. Твоего дяди Тшебыслова нынче там нет. Уехал с моим Генрихом в "Святую Землю". А твоя тётушка Воислава… Ты помнишь её?
— Очень смутно. Видел два раза в детстве.
— Мой милый малыш, ты же знаток славянского наречия. Не странно ли тебе такое имя у женщины? Очень умная и жёсткая женщина. Это она убедила своего мужа Тшебыслова "лечь под Саксонию". И родовые земли ободриов стали саксонским леном, дарованный князьям по милости нового хозяина, Генриха Льва. Ты никогда не задумывался о странной судьбе твоего отца? У твоего деда Никлоты Великого было два сына — старший Вартислав и младший Тшебыслав. Они подняли восстание, были разбиты, бежали. Твой отец засел в Долбине, оборонялся, надеясь на помощь из Велиграда. Но брат не пришёл. Тшебыслав принял присягу герцогу и его веру. Отдал земли своего народа, имение твоего деда, саксонцам и получил кусок их в награду.
Юноша смотрел на женщину широко раскрытыми глазами. Слишком много слишком резких перемен.
Глава 520
Прекрасная фигурка в холодном серебре Луны. И острая память о вкусе, жаре и дрожи только что. Древние камни, дерево трона, свидетели давно прошедших событий, покрытых уже пылью столетий. И дела недавние, составляющие едва ли не суть всей его короткой пока жизни. Причину его нынешнего положения, полного постоянного страха, ожидания смерти, мук. Петля повседневного, скрываемого ужаса, то чуть отпускающая, то душащая. Душащая не тело, но его растущую, ещё полудетскую душу. Каждый прожитый день — подарок. От нерешительности палача. В доме которого он живёт. В тюрьме, где даже грохот отпираемых замков и команда:
— Выходи на эшафот!
не обязательны. Просто войдут… с ножами…с подушкой… со шнурком…в любую ночь… А утром объявят:
— Помер. От геморроидальных коликов.
А женщина спокойно продолжала. Она не сообщала ничего нового. Но юноша впервые в жизни слышал голос, в котором не звучало ненависти и презрения к его отцу.
— Вартислав был ранен, попал в плен. Полгода провёл в плену. А потом был привезён Генрихом в Долбин и обезглавлен. Почему? У нас не рубят головы пленным аристократам: за них получают выкуп. Но Воислава… Твой отец был старшим сыном. Оставаясь живым, он был постоянной угрозой правлению её мужа. И её сына. Она заплатилавыкуп. Не за свободу, а за смерть. Твоего отца.
— Чем?!
— Землями, рабами, серебром… Собой. Генрих как-то вспоминал… о её талантах.
— С-сука… Змея. Ненавижу!
— Не надо. Поздно. Ты знаешь — она умерла год назад.
— Чтобы она горела в аду! Чтобы черти рвали её на куски…!
— Милые, добрые пожелания. Слова. Звуки. А надо делать дело.
Присев на краешек трона, она осторожно погладила плечо юноши.
— Пора брать свою судьбу в свои руки. Иначе…
Она снова, медленно, осторожно, запустила пальцы в волосы юноши, чуть отклонила его голову назад, наклонилась к его лицу, вглядываясь пристально в глаза:
— Иначе… Мне будет жаль. Когда вороны выклюют эти голубые глаза, а бродячие собаки на городской свалке будут рвать кусками это восхитительное тело.
Юноша нервно сглотнул. Его снова трясло. Но уже не от любовного жара, а от холода приближающейся смерти.
— Я… я не знаю… что делать… как спастись.