— Ну и как прошло?
— Как по нотам. Пятьсот километров за три дня, четыре боя и одна погоня, — доложил Хосе. — Обстреляны три пограничных поста, два парагвайских и один боливийский, сожжена одна боливийская казарма и уничтожены три или четыре автомашины. Когда проезжали Боюйибе по дороге обратно, там создавали отряд самообороны. Ну, мы еще им нагнали паники — сказали, что с юга наступает целая дивизия.
— Выжившие остались?
— А как же. Специально крутились перед ними в чужой форме. Ты же радио слушаешь, должен знать.
— Знаю, все как взбесились. Новая Чакская война, родина в опасности и все такое. Армию гонят на юг.
— Да, мы чудом проскочили мимо колонн четвертой дивизии.
Хосе вернулся крайне вовремя, пять джипов с пулеметами при атаке на город могут стать решающим аргументом, а срок поджимал — акцию назначили на день Тела и Крови Христовых, когда вся страна будет праздновать.
Армия давила все слабей и команданте понемногу перебрасывали партизан в город — малыми группками, под видом крестьян, чисто махновская тактика, не хватало только свадьбы на тачанках. К назначенному сроку собрали около трехсот бойцов, а уж когда выяснили, что от всего гарнизона на месте от силы сотня солдат… Над Васей все время довлели слова «полк» и «дивизия», он привык, что это тысячи и тысячи человек, но в боливийской армии дивизии не дотягивали до полка, а полки редко когда имели в строю более пятисот человек.
Sajra hora, «чертов час», когда завтрак уже давным-давно прошел, а обед еще и не думал наступать, рядовой Торрелио встретил во всеоружии — с винтовкой за спиной, кружкой в одной руке и пирожком-салтеньей[72] в другой.
Сегодня, как и все два последних месяца у него был одиночный пост — почти весь полк воевал в горах с этими чертовыми партизанами или гигантами, дьявол их разбери и потому сторожить ставили по одному. С одной стороны, хреново, потому как напарник мог бы предупредить, что идет начальство, но с другой хорошо — большинство сержантов и офицеров все равно в горах. Тем более, места в малюсенькой кордегардии и для одного не слишком много. Похоже, когда строили казарму, про караулку вообще забыли и в последний момент впихнули куда ни попадя — прямо в проездную арку, сразу за воротами.
Винтовка встала в угол, кружка на узенький подоконник, туда же лег и пирожок с начинкой из мяса, морковки и гороха, а сам рядовой вытащил из кармана спички, зажег спиртовку и водрузил на нее кофейник. Сегодня можно не боятся, что неуклюжий Марио сшибет задницей все сооружение и зальет коричневой жижей не только себя, но и все вокруг.
Рядовой повернулся к статуэтке Мадонны на полочке в углу, перекрстился и возблагодарил Деву Марию Розарию за перевод из восьмой дивизии сюда, в Сукре, на спокойную службу. Без взятки конечно, дело не обошлось — пришлось подмазывать и писаря в штабе полка и его коллегу в штабе дивизии, но оно того стоило.
Генерал Овандо, как рассказывал падриньо, совсем взбесился и гнал солдат в горы, но эти тупые индейцы нажаловались на самый верх, а Баррьентос сам наполовину кечуа. Да еще в Кочабамбе местный полковник ничего лучше не придумал, как арестовать сеньора Переса, обучавшего индейцев управлению трактором. Дескать, герильерос готовит. Святая Дева, ну где трактор, а где герильерос?
А у президента целая программа по обеспечению техникой горных общин, вот он и взвился. Понятное дело, что половину денег с этой программы украдут, но мешать самому сеньору президенту — идея дурацкая. Так что сейчас, как говорит падриньо, между генералами большая склока и кто кого сожрет, еще неизвестно — Баррьентос, конечно, президент, да вся армия под Овандо.
Кофейник забулькал, рядовой дунул на огонек, перелил кипящую жидкость в кружку и на всякий случай поглядел в узкое оконце. Начальства не видать, поэтому можно не торопясь поесть и подумать. Тут газеты кричат, что на парагвайской границе неспокойно, эти чертовы гуарани опять бузят насчет Чако, будто мало им в прошлый раз досталось! И армию с гор перенаправляют на юг. Но там если полыхнет, будет ничуть не лучше.