У партизанского ядра и командиров, успевших набрать хоть немного опыта, дела шли малость получше, они щипали армию на переходах, делая порой всего несколько выстрелов и немедленно отходили. Но все равно накапливалась усталость и порой приходили малодушные мысли, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Отряд ускоренным шагом стекался в точку сбора и Вася уже думал, что на сегодня все, еще марш и можно будет упасть и заснуть, когда сверху донесся переходящий в рычание гул.
— Avion! — крикнул боец арьергарда.
И почти сразу из-за хребта вынырнул «мустанг», сверкнувший красным коком и вспышками на кромке крыла.
— В укрытие! Быстро!
Бойцы кинулись под невысокие деревья, а по распадку стеганули пулеметные очереди. Самолет с ревом прошел над ущельем и перешел в разворот.
— Бегом, уходим!
«Вот гадство, если они научатся действовать одновременно с пехотой, нам придется плохо»
Словно в подтверждение этих мыслей снова застучали винтовки солдат, а от вставшего на боевой курс самолета с шипением отделились ракеты с огненными хвостами и дымным шлейфом. На счастье, боливийский летчик выпустил их в белый свет и все шесть взорвались совсем в стороне от цели.
Бойцы, торопясь и перепрыгивая мелкие препятствия, бежали вперед, к спасительным зарослям и скальным навесам гребня, а самолет в вышине снова разворачивался.
Римак, послав на голову летчика проклятие Апокатекиля [i], сбросил рюкзак и перехватил пулемет на руку. Вася, несмотря на бег и нервяк, сообразил, что самолет может зайти на цель только вдоль ущелья, то есть двигается предсказуемо. Касик подхватил рюкзак, пристроил его себе на плечо и, почти выдернув пулемет из рук Римака, положил ствол поверх, ухватившись за сошки, точно как делали немецкие пулеметчики. Индеец сразу сообразил что к чему, припал на колено и задрал ствол вверх, навстречу ревущему мустангу.
Над ухом оглушительно загрохотало, на спину посыпались гильзы, а Римак все бил по самолету длинными и попал! От крыла полетели ошметки, самолет вильнул в сторону, уронив бомбу прямо перед позициями солдат.
Взрыв прозвучал одновременно с радостными криками партизан, в общем ликовании не принимал участие только Вася — он, страшно матерясь, прыгал и выгибался, пытаясь скинуть пояс и брюки. Секунд через тридцать он подуспокоился, выдернул штанину из ботинка и вытряс из нее еще горячую гильзу, не переставая шипеть и морщится.
— Они не отстанут, — выразил общее мнение Римак. — Вцепились и будут трепать до последнего.
Да, рано или поздно, так или иначе это все равно бы случилось. Просто по статистике — хоть один толковый офицер, да найдется. Вот он и держал их за хвост, цепко держал. Вася даже думал, что имеет дело с американцем, но нет — по сообщениям радио на этом участке действовал боливийский капитан Салмон.
— Хорошо, что успели отправить раненых.
Без них отряд двигался налегке, но еще один-два боя и появятся новые раненые и скорость движения упадет… Надо отрываться, но как? Антонио зябко поежился — ночи на плоскогорье холодные, морозы порой могут ударить и до минус двадцати, кубинцам совсем не по нраву:
— Надо нанести им такие потери, чтобы они потеряли темп движения.
— Это понятно, но они наловчились распознавать засады.
— Надо сделать то, чего они от нас не ожидают. Надо напасть самим. Ночью.
Идею встретили без энтузиазма, он улетучился за два месяца, но Вася понял, что это шанс, неплохой и как бы не последний.
— Почему ночью?
— Все бои и засады за эти два месяца дневные, — объяснил Антонио. — Они привыкли, что мы ночью не воюем.
— Это да, значит, ночью они не пойдут, разобьют лагерь. Где тут есть удобные стоянки? — касик обратился к двум бойцам из местных.
— У брода Мохон, как раз успеют до темноты. Там хорошая поляна, вода и если что можно сразу перебраться через речку.
Командиры переглянулись.
— На рассвете?
— С началом утренних сумерек, — утвердительно кивнул Антонио.
Вася оторвал и расплющил ногтем о винтовку настырного гаррапато, на которого, казалось, не действует дедов отвар-репеллент.
— Надо за ночь подготовить растяжки на пути отхода и выйти на позицию за полчаса. Поэтому сейчас всем спать, кроме саперов и часовых. Еду не греем, обойдемся чарки [ii].
Сорок шесть бойцов, три пулемета и три миномета против усиленной роты. Два месяца назад «личная гвардия» Тупака Амару насчитывала почти сотню человек, но постоянные переходы и тяжелые бои день за днем уполовинили состав и вымотали людей. Армия тоже не блистала бодростью и уверенностью, как в самом начале, потеряв за два месяца, по самым скромным подсчетам не менее пятисот человек, преимущественно раненых. Вроде неплохой размен против сотни потерь у партизан, но военные имели неограниченный, в сравнении с герильероc, ресурс пополнений и снабжения.
Завернувшись в пончо и лежа на боку у остывающих углей в скальной нише, превращенной в жаровню, касик на пределе слышимости ощупывал приемником мировой эфир. В этой ложбине, где они заночевали, сигнал принимался почти без помех, с каждым движением верньера перескакивая на новую волну.
…войска ООН покидают Синайский полуостров… мобилизация в Сирии… доблестная 7-я дивизия в департаменте Кочабамба… коммунистические… захвачено более ста повстанцев… ситуация в Восточной Нигерии… свадьба короля рок-н-ролла Элвиса Пресли… второй полк под Айкиле… ломая сопротивление… греческое военное правительство предъявило… главой КаХэБе назначен Юри Андропофф… свидетельствует об изменении баланса в Кремле… рота капитана Мачадо рассеяла скопище мятежников, убито двадцать и пленено около пятидесяти…
Боливийские радиостанции были единодушны в том, что армия раскатывает «коммунистических партизан» в тонкий блин. Судя по отчетам военных, они каждого васиного бойца убили трижды или четырежды, а уж сколько раз взяли в плен, вообще не сосчитать. О собственных же потерях вооруженные силы предпочитали помалкивать, только одна станция из Санта-Круса вякнула про переполненный военный госпиталь и визиты туда местных благотворительниц.
За два часа до рассвета отряд подобрался к лагерю и наблюдатели принялись высматривать посты. В бинокль на поляне у брода были видны сероватые палатки и дежурные у костров. Вася чертыхнулся, когда рука дрогнула и в поле зрения попало яркое пламя. Чтобы заставить глаза снова адаптироваться к темноте, он крепко зажмурился, нащупал в подсумке и кинул в рот кусочек сахара. Еще отец говорил, что полезно сделать несколько резких движений и касик перевернулся на спину и бесшумно подрыгал руками и ногами. И снова взялся за бинокль, внимательно осматривая окрестности лагеря противника. В стороне появилась слабая красная точка, Вася перевел туда бинокль, но точка пропала и появилась снова только через минуту, когда Вася уже решил, что показалось. Но нет — курит, стервец, на посту, за что ему большое спасибо.
Слева его ткнул Антонио и молча показал рукой на тот берег, а потом выставил два пальца. Понятно, что парный дозор, но разглядеть не получится, остается надеятся на Иская, который с тремя своими ребятами скользнул в темноту, сжимая только ножи. Остальные замерли, дожидаясь сигнала. Полчаса, за которые успели сменить часовых — и теперь-то Вася разглядел и второй пост, — прошли в томительном ожидании. А потом, почти одновременно на местах обоих постов включились красные фонарики, трижды нарисовавшие в воздухе букву «В».
Неслышно ступая небольшое войско вышло на позиции — все, что могло звякнуть, еще с вечера было подвязано тряпками или снято и упаковано поглубже. Еще полчаса ушло на расстановку минометов, пулеметов и выдвижение снайперской пары. Теперь оставалось нанести роте преследователей максимальный урон, чтобы отбить желание двигаться дальше.
Над гребнями Восточной Кордильеры слегка посерело небо, кубинец вопросительно посмотрел на касика, ожидая команды к атаке, и получил ее.