Счастье, что до бульдозера бежать было метров двести и ученик Ньико успел его убрать, пока зеленый Дуглас-Скайтрейн с белой и красной полосами вдоль фюзеляжа делал круг над Такипирендой. Кубинец зажег фальшфейеры, самолет качнул крыльями и довернул на посадку.
На пробеге его дважды качнуло и у Хосе нехорошо екало сердце, но ветеран неба дорулил почти до строящейся насосной станции, обдал встречающих клубами пыли и встал, продолжая резать воздух винтами. В левом борту распахнулась створка грузового люка, наружу выпала лестница, а следом спустился крайне импозантный пилот в потертом кожаном бомбере, очках-авиаторах и лихо сбитой набекрень фуражке Королевских ВВС Великобритании.
— Болеслав Кржемидловски, к вашим услугам, Empresa de transporte aereo «Vilna».
— Как долетели, капитан?
— Пара пустяков. Разгружайте живей, я хочу ужинать дома.
Летчик и его бортмеханик пообедали в тенечке за раскладным столиком, пока люди Луиса и общинники со свободными от «патрулирования» бойцами перетаскали три тонны груза. Хосе выдал Болеславу пачку денег, которую тот тщательно пересчитал, просветлел и пригласил малакку с сопровождающими лицами на борт.
Снова закрутились и подняли пыль винты, самолет развернулся и шевеля закрылками и килем встал в начале полосы. Из окошка кабины высунулся и помахал рукой поляк, а потом движки взревели и самолет все быстрее покатился навстречу небу. Хосе следил за ним, приложив ладонь ко лбу и только когда зеленая машина повернула в сторону Чили, опустил руку и двинулся к ящикам.
Там уже трясли друг друга за грудки работяги и герильерос. Хосе кинулся разнимать и минут через пятнадцать с помощью Хулио кое-как растащил их по сторонам — профсоюз требовал оружия и не давал грузить ящики на машины. Хосе даже растерялся, ну не стрелять же в своих, но потом сообразил и отвел Хулио в сторону. Договорились на том, что Хосе забирает все необходимое для рейда, но оставляет все «лишние» стволы и по пятьдесят патронов на каждый. С одним непременным условием — обмене по первому требованию на «маузеры». Как ни странно, это всех устроило, рабочие лучше знали немецкие винтовки, чем привезенные американские, а Хосе избавлялся от необходимости таскать с собой лишние полторы тонны. Лучше уж бензина в канистрах взять. И воды.
— Ну и как прошло?
— Как по нотам. Пятьсот километров за три дня, четыре боя и одна погоня, — доложил Хосе. — Обстреляны три пограничных поста, два парагвайских и один боливийский, сожжена одна боливийская казарма и уничтожены три или четыре автомашины. Когда проезжали Боюйибе по дороге обратно, там создавали отряд самообороны. Ну, мы еще им нагнали паники — сказали, что с юга наступает целая дивизия.
— Выжившие остались?
— А как же. Специально крутились перед ними в чужой форме. Ты же радио слушаешь, должен знать.
— Знаю, все как взбесились. Новая Чакская война, родина в опасности и все такое. Армию гонят на юг.
— Да, мы чудом проскочили мимо колонн четвертой дивизии.
Хосе вернулся крайне вовремя, пять джипов с пулеметами при атаке на город могут стать решающим аргументом, а срок поджимал — акцию назначили на день Тела и Крови Христовых, когда вся страна будет праздновать.
Армия давила все слабей и команданте понемногу перебрасывали партизан в город — малыми группками, под видом крестьян, чисто махновская тактика, не хватало только свадьбы на тачанках. К назначенному сроку собрали около трехсот бойцов, а уж когда выяснили, что от всего гарнизона на месте от силы сотня солдат… Над Васей все время довлели слова «полк» и «дивизия», он привык, что это тысячи и тысячи человек, но в боливийской армии дивизии не дотягивали до полка, а полки редко когда имели в строю более пятисот человек.
***
Sajra hora, «чертов час», когда завтрак уже давным-давно прошел, а обед еще и не думал наступать, рядовой Торрелио встретил во всеоружии — с винтовкой за спиной, кружкой в одной руке и пирожком-салтеньей [ii] в другой.
Сегодня, как и все два последних месяца у него был одиночный пост — почти весь полк воевал в горах с этими чертовыми партизанами или гигантами, дьявол их разбери и потому сторожить ставили по одному. С одной стороны, хреново, потому как напарник мог бы предупредить, что идет начальство, но с другой хорошо — большинство сержантов и офицеров все равно в горах. Тем более, места в малюсенькой кордегардии и для одного не слишком много. Похоже, когда строили казарму, про караулку вообще забыли и в последний момент впихнули куда ни попадя — прямо в проездную арку, сразу за воротами.
Винтовка встала в угол, кружка на узенький подоконник, туда же лег и пирожок с начинкой из мяса, морковки и гороха, а сам рядовой вытащил из кармана спички, зажег спиртовку и водрузил на нее кофейник. Сегодня можно не боятся, что неуклюжий Марио сшибет задницей все сооружение и зальет коричневой жижей не только себя, но и все вокруг.
Рядовой повернулся к статуэтке Мадонны на полочке в углу, перекрстился и возблагодарил Деву Марию Розарию за перевод из восьмой дивизии сюда, в Сукре, на спокойную службу. Без взятки конечно, дело не обошлось — пришлось подмазывать и писаря в штабе полка и его коллегу в штабе дивизии, но оно того стоило.
Генерал Овандо, как рассказывал падриньо, совсем взбесился и гнал солдат в горы, но эти тупые индейцы нажаловались на самый верх, а Баррьентос сам наполовину кечуа. Да еще в Кочабамбе местный полковник ничего лучше не придумал, как арестовать сеньора Переса, обучавшего индейцев управлению трактором. Дескать, герильерос готовит. Святая Дева, ну где трактор, а где герильерос?
А у президента целая программа по обеспечению техникой горных общин, вот он и взвился. Понятное дело, что половину денег с этой программы украдут, но мешать самому сеньору президенту — идея дурацкая. Так что сейчас, как говорит падриньо, между генералами большая склока и кто кого сожрет, еще неизвестно — Баррьентос, конечно, президент, да вся армия под Овандо.
Кофейник забулькал, рядовой дунул на огонек, перелил кипящую жидкость в кружку и на всякий случай поглядел в узкое оконце. Начальства не видать, поэтому можно не торопясь поесть и подумать. Тут газеты кричат, что на парагвайской границе неспокойно, эти чертовы гуарани опять бузят насчет Чако, будто мало им в прошлый раз досталось! И армию с гор перенаправляют на юг. Но там если полыхнет, будет ничуть не лучше.
В этих геополитических мыслях он взял кофе, салтенью и вышел на приступочку. Аккуратно прогрыз дырочку и высосал через нее мясной сок, чтобы не обляпаться при первом укусе, когда начинка прямо так и норовит брызнуть во все стороны. Потом глотнул кофе и уже спокойно отхватил изрядный кусок.
Рот он закрыть не успел — мимо него со страшным грохотом пролетели ворота.
Следом — капот и борт грузовика привычного зеленого цвета, от который рядовой едва успел вжаться в проем двери.
И, наконец — здоровенный кулак прямо в лицо. Торрелио успел еще остро пожалеть, что кофе и начинка все-таки плеснули на мундир, а потом в мозгу сверкнуло, хлюпнул нос, согнулись ноги — боливийский воин рухнул на истертые ступени.
Здоровенный индеец схватил обмякшее тело солдата за шкирку и быстро потащил за грузовиком, освобождая проезд для следующих трех машин. С последней спрыгнул один из бойцов, одетый точь-в-точь как павший рядовой и встал в проезде с оружием наперевес. С первых двух машин по выходящим во внутренний двор казармы окнам ударили пулеметы, посыпались блестящие на солнце осколки. Два или три сержанта схватились за пистолеты, но тут же упали, сраженные меткими выстрелами. Остальное воинство, отсеченное от пирамид с оружием, предпочло поднять руки.
Лежа у стены, рядовой Торрелио разлепил глаза и словно сквозь дымку смотрел, как налетчики сбивали прикладами замки складов, открывали борта грузовиков и гнали сдавшихся грузить захваченное. Он отстраненно подумал, что молитвы Деве Марии Розарии все-таки прошли впустую — от боев в горах она его уберегла, но он же просил уберечь от неприятностей! Потом его вздернули на ноги и тоже приставили таскать ящики.