Важная проблема такого канона общественной дискуссии состоит в том, что он практически исключает восприятие чужого опыта. Это вообще очень внутренний канон: в нём почти нет места нероссийским и несоветским союжетам.
Максимум, что тут может быть инородного, – Венгерское восстание 1956 года или Армия Крайова, «лесные братья» и прочие бандеровцы.
Такие интереснейшие и важнейшие темы, как неомарксизм, Франкфуртская школа, Антонио Грамши, Лукач, Май 1968-го, «новые левые», городская герилья в странах Первого мира, маоизм, национально-освободительные движения, партизанские организации (в том числе, конечно, и в Датинской Америке), «теология освобождения» и прочее, и прочее – в рамках того канона общественной дискуссии оказываются совершенно невостребованными.
Нет, не будем мы этих ваших Маркузе изучать. Давайте лучше в десятитысячный раз разберём, где ошибался Солженицын.
В то время, когда либеральные блогеры у нас в очередной раз срывают покровы со Сталина и рассказывают про дефицит потребительских товаров в СССР, – наши левые в своих кружках и сектах пытаются ответить на главный вопрос современности: Сталин или Троцкий?
Даже во вроде бы передовых левых организациях у нас (не важно, троцкистских или сталинистских) постоянно блокируются любые попытки изучить хоть какой-то опыт коммунистов после смерти Сталина.
Вот, собственно, первая причина, по которой у нас в стране даже интеллигентные вроде бы люди часто и знать не знают про многие важные вещи, к числу которых относится в том числе и латиноамериканская герилья.
Чем же так ценна последняя? И почему дискуссии на эту тему неизбежно блокируются у нас образованным сообществом?
Как ни странно, в этом повинен банальный обывательский расизм, так свойственный как советской, так и постсоветской интеллигенции.
Нам ещё с царских времён вдалбливали, что Россия – часть европейской цивилизации, а всё по-настоящему важное интересное происходит только в Европе.
Разумеется, кто-то вспомнит и про «Скифов», и много про что ещё, но российское культурное общество и в девятнадцатом, и в двадцатом веке оставалось европоцентричным. Именно поэтому наши интеллигенты считали нужным знать каждую мелочь, которая происходит в США или ФРГ, но воротили нос даже от крупных и значимых событий в других регионах планеты.
Не знаю, почему, но наши интеллигенты (особенно в восьмидесятые) свято уверовали, что они – белые люди.
Конечно, белый – не нация и даже не раса. Это место в расистской иерархии.
Англичане – изобретатели термина «белая раса» – изначально включали в её состав лишь себя и некоторые германские народы, вроде норвежцев, шведов, голландцев и датчан. А вот из всех немцев к белым относили лишь саксонцев.
Славян белыми никогда не считали.
Интеллигенты выучили, что они – часть Европы, белые либертарианцы. На самом деле они были лишь обслугой западного империализма в периферийной стране.
В семидесятые годы обсуждать Латинскую Америку или Африку в интеллигентских кругах было просто неприлично: мол, что может быть интересного у этих черномазых?
Тогда наши колбасные диссиденты не понимали, что для европейцев – они всего лишь «белые негры Европы», как назвал славян лидер Гаитянской революции Жан-Жак Дессалин.
Конечно, как по экономическим показателям, таки по культурным отношениям наша страна имеет куда больше общего с Бразилией или Мексикой, чем со странами Западной Европы.
Кто-то из отечественных интеллектуалов, безусловно, догадывался об этом. Кто-то даже прямо знал.
Об этом писали такие великие (без преувеличения) деятели как Александр Тарасов и Олег Ясинский.
Только вот много ли людей знает их у нас? Многие ли их понимают?
Латинская Америка – бесконечно далёкая, но при этом парадоксально очень близкая – даёт нам отличную возможность посмотреть на себя со стороны, увидеть все те же типы коррумпированных чиновников, продажных проамериканских интеллигентишек, таинственных крестьян, великих героев национально-освободительнойборьбы с иного ракурса.
Подобное тянется к подобному – вот и нам следует тянуться к латиноамериканцам.
В этой книге будет рассказано об одном из наиболее самобытных феноменов этого региона – о партизанской войне, герилье.
Скажем пару слово ней.
Герилья, конечно, включает в себя не только стратегические и тактические приёмы.
Она исторически была тесно связана и с хозяйственными особенностями стран региона, и с их географическим положением. Безусловно, всё это также вплеталось в сложный политический и культурный контекст.