Дима уже здесь, стоит у обшарпанной колонны школьного забора. Живой человек в этом постапокалиптическом окружении.
— Привет, ты как? — Герка с удовольствием пожал Димину руку.
— Привет, нормально. А вот бабушка заболела, — отозвался он.
Герка взглянул Диме в глаза и сразу понял, чем.
— В больнице?
Дима кивнул.
— Не пускают и мало чего говорят.
Они постояли друг против друга и, не сговариваясь, молча пошли вдоль старинного чугунного забора с кирпичными колоннами. Герка ждал, когда Дима заговорит. Что тут скажешь? Слишком много они слышали про вирус, чтобы ещё строить прогнозы, обнадёживать или фальшиво оптимистично подбадривать. Это лишнее.
Герка хорошо знал Димину бабушку: она всю жизнь была ветеринаром — так и не ушла на пенсию. Уже сейчас, далеко за восемьдесят, она принимала раз в неделю мохнатых пациентов. Душевный человек. Всякий раз, когда Герке доводилось с ней встречаться, она искренне интересовалась его успехами и увлечениями, даже подбивала его заняться паркуром, как Дима.
— Поражение лёгких семьдесят шесть процентов.
Герка бросил на друга сочувственный взгляд — ясное дело, шансов мало. От таких новостей внутри поселилось какое-то квадратное чувство, холодное и подвижное. Вроде ты никак не желаешь принимать происходящее, жизнь бурлит и должна течь своим чередом, но тут на пути встаёт это холодное, неудобное осознание, что конец вот он, рядом и ты ничего не изменишь. Тотчас вспыхивают тёплые мысли-вероятности: ещё ничего не завершилось, лекарства есть, жизнь вернётся и продолжится. Память суетливо перебирает случаи выздоровления и с более тяжёлым состоянием. Но неизбежность конца слегка поворачивается и опять леденит душу острыми углами.
— Выносит то, что ничего не сделаешь. — Дима сердито глядел вперёд. — Только и могу что в аптеку за препаратами ходить и передавать. Спасибо, хоть, есть нужные.
— Давно?
— Сегодня третий день.
Герка не хотел, но слова сами вырвались:
— Может, выкарабкается.
Дима неопределённо хмыкнул. Больше они не говорили о Диминой бабушке. Бродили по городу, обсуждали что-то, Герка не мог вспомнить, что.
Вернулся он когда уже почти стемнело, голодный. Обычно, куда-то вместе гуляя, они заходили перекусить, но сейчас это было невозможно: всё закрыто, запрет скоплений людей, да и настроение не то. Все общественные места, включая супермаркеты и мелкие магазинчики разметили пол красными или жёлтыми полосами, отмечая, на какой дистанции люди должны держаться друг от друга.
За ужином Герка едва отвечал папе, возвращаясь мысленно на безлюдные улицы, к закрытым дверям кафешек и этим полосам на полу.
Димины тревожные новости и изменившийся, как во сне, мир снаружи не развеяли Герку, но натолкнули на одну мысль. Едва доев, он ушёл в свою комнату, достал телефон и сделал то, чего раньше никогда не делал: позвонил бабушке. У Герки она осталась одна — мамина мама. Бабушка жила в соседней области, но заезжать получалось редко, только в летние каникулы. Мама регулярно созванивалась с ней и всё время звала Герку к телефону — поговорить. Но он не знал, о чём говорить и рассеянно отвечал на бабушкины вопросы. В этот раз Герка хотел спросить сам и с нетерпением ждал, когда зуммер прервётся.
— Алло?
— Бабушка, привет! Это Гера.
— Ой, здравствуй, Герочка!
— Привет, привет! Как у тебя дела?
— Всё хорошо, дружок, как ты?
***
На следующий день Герка отправился выгулять Смельчака, чем вызвал у мамы вопрос, всё ли с ним в порядке. Он отмахнулся: