Досталось тут всем: и жителям села, которые сообразили брать лед возле самой дороги; и раззяве мужику, который не поспел своротить в сторону и за то угодил в прорубь; и барину, чья тройка наделала бед. Впрочем, барина поругивали не шибко.
Мужики, даром что их называло начальство сиволапыми, прекрасно видели: барин, хотя и барин, и в очках, и на тройке, а не похож на губернских стрекозлов. Те, случись с ними на дороге такое, сразу бы набросились с кулаками. А этот – нет. Как сам из снега выбарахтался, на помощь прибег да шестами сани вызволить смекнул. А как тройка за ним воротилась, не сел в нее, не ускакал. Достал из дорожного сундучка заморскую бутыль, чуднýю для мужиков, с завинчивающимся шкаликом-пробкой и поднес в нем вымокшему обознику добрый глоток для согрева. И тем, которые на шестах вместе с ним плясали, – тоже. И себя не забыл – налил, опрокинул, крякнул и провел по молодым усам ладошкой, совсем как дошлый в таком божьем деле русак-сибиряк.
– Где же ж такие мастачат? – поинтересовался один из обозников.
– Поглядим, – барин перевернул бутылку донышком вверх и прочитал выпуклые буквы: – Ливерпуль.
– Это какое ж государство?
– Город такой в Англии.
– Слыхал? – подмигнул хозяин мокрых саней, накручивая на ноги сухие портянки.
– И у нас делают такие, – важно сказал высокий мужик в заячьем малахае.
– Ты почем знаешь, Авдеич? – покосились на него.
– Стало быть, знаю. Беседу я с одним человеком имел, вот как, к примеру, с их благородием.
Он вежливо кивнул на сидевшего рядом географа.
– Ну и что?
– А то, что у них баклага была медная. Только они в нее молоко налить просили. А так барин обходительный. Очки у них точнехонько ваши.
– Что же он со своей баклагой в ваших краях делал?
Мужик внимательно посмотрел на географа:
– Баклажка-то у него своя, да сам он был не свой.
– Как так?
– А так. Не по своей воле путешествовал.
– Преступник?
– По-вашему, может, и преступник, – нахмурился мужик, – а по-нашему, несчастный.
– Да ведь я не утверждаю, я просто спросил.
– Спрос, ваше благородие, не долог, а человека занапрасно обидеть можно. Вы их не видели, а я видал… У них в ту пору шина лопнула, так заворотили на наш двор. Пока кузнеца искали, – они у нас отдыхали.
– Куда же его везли?
– Этого знать невозможно.
– Это точно, – подтвердил кто-то, – ссыльных возят при пакете.
– А звать его как?
– Это тоже в секрете держат.
– Погоди, – перебил высокий, – Гаврилычем его величать. Моя баба спросила, как молоко наливала.
– Николай Гаврилович?
– Во-во, Николай Гаврилович. Я нарочно бабу подослал. Для молитвы, чтобы хорошего человека поминать. Человек он больно ласковый. Пока шину во дворе стучали, он все с моим Васяткой играл.
– А давно это было?
– Да как бы вам не соврать? Годков шесть, почитай, прошло. Уж не знакомый ли?
– Был у меня знакомый в Петербурге, тоже Николаем Гавриловичем звали. Только он лет восемь как умер.
– Божья воля.
– Ну что же, – географ поклонился обозчикам. – Пора ехать. Доброго пути вам.
– И вам доброго пути, – хором ответили мужики, которые после душевной беседы и вовсе уже не имели сердца на человека, причинившего им неприятность.
Лошади, сбавив ход, тянут сани по заснеженной улице Иркутска, мимо деревянных домишек, через полупустынную хлебную площадь, с несколькими крестьянскими возами, мимо триумфальных ворот, тюрьмы, желтых строений присутственных мест и собора – этих трех непременных китов, на которых покоится каждый добропорядочный российский город, – минуют двухэтажный каменный дом генерал-губернатора с шестью колоннами по фасаду, сворачивают в боковую улицу и останавливаются возле приземистого здания, нижний этаж которого каменный, а верх – деревянный.
Над дверью здания вывеска – «Гостиница „Амур“».
Приезжий поднимается с хозяином во второй этаж, в отведенный ему номер, и не отпускает хозяина, плутоватого на вид мещанина, а пускается с ним в разговоры.
Из разговоров можно понять: приезжего интересует положительно все – и количество народонаселения в городе, и цены на мясо и сено, и судоходство по Ангаре, и хитрости плетения иркутских пеньковых сетей, и особенности почвы на берегах Ангары, Иркута и Ушаковки, и время вскрытия этих рек, и многое множество другого. Во всяком случае, хозяин лучшей в Иркутске гостиницы «Амур» тотчас смекнул: приезжий расспрашивает неспроста – и постарался не только удовлетворить его любопытство, но и не повредить себе каким-либо неосторожным ответом.