Под конец приезжий спрашивает, часто ли устраивают в городе балы, в чьем доме можно провести вечер за вистом, каких вкусов губернаторша и есть ли у нее дочка.
Хозяин может заключить: молодой человек не замкнется в научных изысканиях, а разовьет разностороннюю деятельность.
Что ж, тем лучше! С такими постояльцами можно ладить. У них водятся деньжишки, и они не торгуются из-за каждого гривенника, как бескопеечные прощелыги-дворянчики или прижимистые сибирские купцы.
Внушало доверие (а также некоторую робость) и то, что приезжий со значительным видом извлек из чемодана и разложил на столе разные неведомые хозяину «Амура» научные инструменты: трубы, колеса с делениями, прямые и изогнутые палки, блестевшие стеклом, металлом и глянцевой краской.
Хозяина распирало любопытство, но он побоялся спросить, что это за штуки, и когда постоялец закончил с ним разговор, на цыпочках удалился из комнаты.
Через час, вымытый, выглаженный, пахнущий столичными духами, респектабельный с головы до ног, приезжий уже наносил визиты в столице огромного края, простиравшегося от восточных склонов Урала до берегов Великого океана.
Наряду с прочими должностными лицами, как и было положено прибывшему в город чиновнику, Любавин нанес визит полицмейстеру.
В его гостиную он вошел легкой походкой светского человека. С чувством стиснул шершавую длань начальника иркутской полиции:
– Я рад, ваше высокоблагородие, приветствовать вас! Имея поручение от императорского географического общества на сбор научных сведений о Сибири, а преимущественно о Якутском крае, я к вам за помощью и советом.
– И правильно делаешь, голубчик, – иркутский полицмейстер Бориславский, мужчина средних лет, грузный и грозный, имел похвальную привычку говорить «ты» всем, кто был младше его по возрасту или чину, – и правильно делаешь! А то был тут летом член географического общества Шнельгенс… Не знаешь?
– Нет, – наморщил лоб Любавин, – не припомню. Я, собственно, зачислен недавно…
– Этакий паршивый немчишка! Я, говорит, статский советник! Мне, говорит, обеспечьте экипаж и охрану! А ты попроси, попроси… У меня тоже не что-нибудь, а чин полковника. Да-с! Попроси… Не люблю немчуру!
– Разделяю ваш взгляд. Нация с претензиями.
– Именно. Ну, я ему хвост прижал! Хотя он и статский. У нас порядки свои-с! Ты сам кто будешь?
– Член географического общества, надворный советник Николай Николаевич Любавин.
– Ну, добро, добро. Как у вас там в Петербурге погодка?
– Погода отменная. Зима!
– Да, брат, зима. Только у нас в Сибири мороз покрепче будет. А? Покрепче?
– Пожалуй.
– Пожалуй, – хохотнул полковник, – небось пока до Иркутска достиг, насквозь промерз?
– Не насквозь, но холод не люблю. Две вещи не люблю – холод и человеческие характеры, которые по-русски именуются «бабьи».
– Не любишь? – хохотал полковник. – А что любишь? Ну, мы тебя сейчас согреем! Эй!
Явился слуга.
– Заряди-ка нам, Иван, – подмигнул ему полковник, – да побыстрей! Так зачем, говоришь, к нам пожаловал?
– Собрать сведения о Сибири для составления генерального атласа.
– Добро, добро. Это мы тебе обеспечим. Шнельгенсу – кукиш, а тебе обеспечим. И лошадей, и людей – все, что потребуется. Долго намереваешься пробыть?
– Как пойдет работа.
– А ты не торопись.
– Нельзя. Атлас составляется по поручению государя императора и в спешном порядке.
– Ну когда так, то, конечно…
– Но до начала экспедиции, пока подготовлю инструменты и прочее, думаю, в Иркутске задержусь…
– Добро, добро.
Слуга расставил на маленьком столике водку, закуску, граненые стаканчики. Полковник налил, чокнулся. Любавин вежливо: «За ваше здоровье» – и они выпили.
На втором стакане в гостиную впорхнула молодящаяся сорокалетняя дама в утреннем туалете: «Ах! А я думаю, кто это у тебя!» – жеманно протянула Любавину полную, с богатыми кольцами руку. Столичный географ и тут не сплоховал: поцеловал мягкую ручку полицмейстерши, придвинул ей стул и ловко повернул разговор на предметы, могущие заинтересовать даму.
Полицмейстерша слушала как завороженная.
Когда Любавин, окончив визит, раскланялся, решительно заявила мужу: он непременно, непременно должен пригласить молодого человека на субботний вечер.
Полицмейстер не перечил. Ему, если можно было судить по выражению его усатого лица, тоже понравился столичный чиновник.