– Не пора ли от блинов?..
И на вопросительный взгляд Лопатина:
– Ты что же думаешь, мы тебя одними блинами угощать будем? Законы русские забыли? Пусть-ка они покомандуют пока в столовой, – он кивнул на женщин, – а я тебе показать должен…
– Да, да, – встрепенулся Лопатин, видно сразу догадавшись, о чем речь, и вышел из кухни вслед за бородатым.
– Вот, – сказал тот, доставая тяжелый том из книжного шкафа. – Ровно год, как издали.
Лопатин откинул толстый картон обложки.
На первом листе чернели буквы: «Капитал. Критика политической экономии. Сочинение Карла Маркса. Перевод с немецкого. Том первый».
Вот он, значит, их труд! Живой, ощутимый. Издан. Делает уже свою благородную, незримую работу!
Лопатин бережно листал страницы, вглядывался в строчки. Каждая из них, особенно в первых главах, была для него близка и полна великого смысла.
Вот над этой он долго ломал голову – надо было придумать для русского языка новый научный термин. Вот тут попросил Маркса сделать пояснение – оно набрано внизу мелким шрифтом. Об этом замечании они долго спорили с Марксом в один из сентябрьских дней под громадным куполом библиотеки Британского музея.
Здесь, на этой странице, три года назад пришлось прервать работу.
Завершил ее Николай.
Ни к одному из своих переводов не испытывал Лопатин такой привязанности, ни один из них не дал ему столько радости. И теперь он держал в руках готовый, напечатанный труд со смешанным чувством гордости и грусти. Он и сам не знал, отчего возникла грусть, но она была. Может быть, невольно думалось о том, что не довел до конца эту работу, что без него набирался и печатался на русском языке первый том этой книги.
– Твою фамилию пришлось снять, – сказал Николай. – Цензор заявил, что его прогонят, если он разрешит к печати труд, написанный одним смутьяном и переведенный другим. Ну, а своей я при такой ситуации тоже, как ты сам понимаешь, не оставил.
– Но как же все-таки удалось протащить через цензуру?
– О, это целая одиссея! Цензурный комитет долго думал, потом постановил: хотя книга и опасная и написана известным Марксом, печатать разрешить, так как изложение ее не может быть названо общедоступным, а, с другой стороны, способ доказательств облечен всюду в строго математическую форму; не многие это прочтут, еще меньше – поймут.
– Соломоново решение, ничего не скажешь, – рассмеялся Лопатин.
– Как бы там ни было, в выигрыше мы.
– А как продается?
– Отлично! Представляешь, как вытянулись рожи у членов цензурного комитета, когда они об этом узнали? Ну, да после драки кулаками, как известно, не машут.
– А как новые драки?
– Тебе уже не сидится?
– Насиделся. Пора за дело.
– В таком случае собирайся в Швейцарию.
– Зачем?
– Видишь ли, когда стало известно, что ты бежал, Лавров прислал письмо. Чайковцы затеяли издавать новый журнал. Он собирается быть редактором. Ну и помощники ему нужны.
– Предложение серьезное, но…
– Знаю, у тебя сразу тридцать «но». Вот ты их на месте с Петром Лавровичем и реши. Дело-то они и вправду затеяли нешуточное.
– Пожалуй, ты прав. Надо с ним встретиться. А когда ехать?
– Через неделю достанем тебе документы… Кстати, через неделю в Цюрих собирается Зина.
– Кстати. Кто она такая?
– По мнению очевидцев, жгучая красавица.
– Не дури.
– А ты не согласен?
– Я согласен…
– То-то же!
– Так кто же она?
– Зовут ее Зина. Девичья фамилия Коралли.
– Она замужем?
– Представь.
Николай не сводил с лица Лопатина лукавых глаз и, когда убедился, что тот не склонен продолжать эту тему, рассмеялся:
– Задело молодца?
– Пустой разговор.
– Почему пустой? Скинь косоворотку, смени сапоги, постригись по-человечески…
– Оставь, Николай.
– Одна деталь.
– Оставь, говорю.
– Нет, одну деталь я должен тебе все же сообщить.
– Ну?
– Своего мужа, офицера Апсеитова, она видела только раз, да и то на венчании.
– То есть как?
– А вот так. Брак у нее с ним фиктивный.
– Ты не врешь?
– Зачем мне врать? Это так же верно, как и то, что она решила фиктивно обвенчаться, дабы ее старомодные родители не мешали ей поехать в Швейцарию и учиться там на врача.
– Нет, правда?
– А неужто кривда? Не стану же я шутить с человеком, у которого глаза выскакивают.
– У меня выскакивают глаза?