– У тебя.
– Ничего подобного.
– Спроси вот у нее, – он кивнул на вошедшую Веру.
– Вера, это правда?
– Что?
– Что у меня глаза выскакивают?
Вера внимательно посмотрела на Лопатина.
– Учти, – помог брат, – он отъявленный конспиратор.
– Не он один. Но любого конспиратора выдают улики.
– То есть?
– Например, глаза.
– И ты против меня?
– Наоборот, я – за. Как только увидела твои глаза там, на кухне, сразу подумала, что я – за.
– А больше никто не увидел?
– Никто, – засмеялась Вера. – Пока никто. А там от тебя зависит.
На границе в таможне проверяли багаж.
Лопатин видел, как впереди у длинного низкого прилавка стояла Зина; содержимое ее чемодана взрыхлял пальцами таможенный чиновник. Производил он эту операцию ловко и даже с каким-то особенным изяществом: одной рукой поддерживал вещи, чтобы не сбить их в кучу, другой быстро шарил между ними.
Он щелкнул по дну и крышке чемодана и любезно улыбнулся Зине:
– Все в порядке, мадам. Извините, но наш долг…
И протянул ей закрытый чемодан.
«Извиняется», – с неприязнью подумал Лопатин, прекрасно заметив, что чиновник осмотрел вещи весьма поверхностно по той причине, что не мог отвести глаз от пассажирки.
А Зина, Герман это тоже видел, нервничала. Она пересекала границу впервые, и для нее вся эта процедура проверки документов и унизительного осмотра вещей была неприятна.
Она направилась к выходу, легко держа свой небольшой чемодан, и все, кто находился в таможне, провожали ее глазами.
Лопатин остался ждать своей очереди. До границы он и Зина ехали отдельно.
Проверяя его вещи, чиновник мало смотрел на владельца, он был занят только делом.
Лопатин не беспокоился. В его чемодане никакой контрабанды не лежало.
Чиновник привычным движением захлопнул чемодан, и Лопатин снял его с прилавка. Но как только он его снял, со стула, что стоял за прилавком, поднялся жандармский офицер:
– Позвольте посмотреть ваши документы.
Он обращался к Лопатину.
Но Лопатин не понимал его. Он не знал русского языка. Он был агентом одной известной парижской фирмы, которая поставляла в Петербург мужскую галантерею. Он родился и вырос во Франции и понимал только по-французски.
Поэтому он вежливо спросил у жандарма:
– Que voulez vous?[17]
– Документы, – сказал по-французски офицер; произношение у него было ужасным.
Дальнейший разговор между ними проходил по-французски.
– Документы, – широко улыбнулся Лопатин, – пожалуйста, пожалуйста.
Он протянул жандарму свой безукоризненный паспорт на имя парижского коммерсанта Жоржа Роллена.
Офицер внимательно разглядел документ и, оставив его у себя, сказал:
– Попрошу вас следовать за мной.
– Но почему? Что это значит?
– Попрошу вас следовать за мной. Здесь объяснять неудобно.
Лопатин пожал плечами и пошел за жандармом.
В зале ожидания – тревожный взгляд Зины: «Что случилось?»
Он едва заметно улыбнулся: «Все будет в порядке».
В комнате с решеткой на окне офицер пригласил Лопатина сесть и после долгого, молчаливого разглядывания в упор (идиотская привычка всех жандармов) сказал по-русски:
– Я полагаю, нам незачем играть в прятки.
– Vous dites?[18]
– Я сказал, что знаю ваше настоящее имя. Вы политический преступник, который бежал из тюрьмы, Герман Лопатин.
– Говорите, пожалуйста, по-французски.
– Перестаньте притворяться! – повысил голос офицер и положил на стол перед Лопатиным его собственную фотографию, очень похожую на ту, которую он уже один раз видел в Томске.
«Неплохо работают, – усмехнулся про себя Лопатин, – повсюду разослали… И глаз у этого офицерика зоркий. Разглядел».
Он спокойно вернул фотографию:
– Я не знаю этого господина и ничем не могу вам помочь.
– Не знаете? – перешел на французский жандарм, достал маленькое зеркало и протянул его Лопатину. – Посмотрите внимательно.
Лопатин взял зеркало, посмотрел в него, посмотрел на фотографию, еще раз посмотрел в зеркало и развел руками:
– Вы правы, некоторое сходство есть.
– Наконец-то!
– Что вы сказали?
– Я сказал, что вы и Герман Лопатин – одно лицо.
– Я ничего не понимаю! Говорите, пожалуйста, по-французски.
Офицер говорил по-французски.
Офицер говорил по-русски.
Он говорил так и эдак, но ничего поделать не мог. Сбить Лопатина было не так-то просто. Он был парижским коммерсантом и постепенно начинал проявлять раздражение и беспокойство: ему надо на поезд, он может опоздать, и русский офицер не имеет никакого права задерживать его дольше по какому-то глупому обвинению! Мало ли кто на кого похож?