Только сейчас Вася понял, зачем “живодеру” понадобились его друзья.
— Они все равно не знают. Напрасно мучить, — глухо сказал он.
— Ага! Уже заговорил! — засмеялся пристав. — Вернулся дар речи! А вот посмотрим, как ты заговоришь, когда я привяжу их на твое место да всыплю, как тебе, а потом еще и солью посыплю!
— Они не знают, — с отчаянием почти простонал Вася. — Никто, кроме меня, не знает.
— А вот мы сейчас и проверим, знают они или не знают! Не все же вы такие каленые. Кто-нибудь да проговорится! А если они не знают, тебя попросят. На коленки встанут перед своим атаманом. “Скажи, Васенька, пожалей нас, бедненьких”, — плаксиво протянул Аким Акимович и снова засмеялся. — Я ведь предупреждал тебя по-хорошему! Со мной шутки плохи. Ой, плохи, Зотов!
Вошел Чураков со стеклянной солонкой и веревкой.
— Куда прикажете, ваше высокоблагородие?
— Поставь на стол. А веревку положи.
Теперь Вася понял, какую мучительную пытку готовит ему “живодер”. Если бы можно было спрятать, убрать из поселка ребят, он стерпел бы любую боль. Но они где-то тут близко, за стеной, ничего не подозревают, и, наверно, скоро Кандыба приведет их. Воображение его нарисовало страшную картину. Вот Карась, Сеня, Кузя, Маруся привязаны за руки, плеть свистит и красными полосами рубцует тело… А потом соль. Нет, они, конечно, не станут его просить… Они тоже стерпят… О-о! Если б свободны были у него сейчас руки! Он бы, как рысь, зубами вцепился в горло этого ненавистного “живодера” и перегрыз…
— Думай, думай. Время еще есть, — сказал пристав, услышав, как застонал привязанный юноша.
Сейчас Аким Акимович развлекался тем, что пускал кольцами дым. Чураков с удивлением наблюдал, как изо рта начальника вылетало густое кольцо и, повиснув в воздухе, начинало медленно увеличиваться. Сквозь него проскакивало второе, затем третье.
— А если скажу… пимы дашь? — хрипло спросил Вася.
— Дам! — оживился пристав.
— И денег дашь?
— И денег дам. Вот они!
Пристав торопливо достал из бумажника обещанную сторублевку и положил ее на стол.
— Ладно… скажу! — с трудом проговорил Вася.
— Давно бы так! Зачем было ссориться? На такие деньги ты с йог до головы оденешься. Гармошку купишь… — с облегчением заговорил пристав и, подойдя к юноше, хотел дружески похлопать по плечу, но, сообразив, что вряд ли это доставит тому удовольствие, удержался.
— Только там подпольщики могут быть. Они с оружием, — предупредил Вася.
— Подпольщики? С каким оружием? И много? — насторожился пристав.
— Нет… Человека три.
— Вот как?.. — задумчиво произнес пристав. — Это что-то новое… А где спрятана типография?
— В старой шахте, заброшенной, за Доменным угором. Вам не найти. Я сам сведу до места.
— Ну, конечно, конечно! Отлично! Оч-чень хорошо! Откладывать мы не будем… Чураков, развяжи его!
Пока городовой возился у скобы, развязывая узел, пристав, сильно встревоженный сообщением Васи, задумчиво пощипывал подбородок.
— А что это за подпольщики? Как их фамилии? — опросил он.
— Не знаю. Я видел их один раз… Темно там. Будто не наши.
— А шахта не затоплена? — спросил пристав, но, сообразив, что сказал глупость, поправился. — То есть, я хотел спросить, воды много? Мокро там?
— Нет. Шахта сухая.
Пристав смутно чувствовал, что тут что-то не так, и не знал, верить или нет этому отчаявшемуся и готовому на все мальчишке. “Но что он может сделать? Понимает же он, что деваться ему некуда? Как и зачем он будет обманывать? С другой стороны, все это вполне возможно. В шахтах вместе с типографией могут прятаться подпольщики, бывшие участники восстания. Многих из них не нашли. Исчезли, как в воду канули”.
— Чураков! Сейчас же сюда всех людей. Всех до одного! И чтоб сапоги надели! — приказал он, когда Зотов был отвязан и растирал затекшие руки.
— Слушаюсь! А которые в гостях, ваше высокоблагородие?..
— Как в гостях? Сколько сейчас времени?
— Я говорю к тому, что с праздником напоздравлялись…
— Пьяные, что ли? Ничего! На морозе вытрезвятся… Быстро. Всех до одного!
— Слушаюсь!
Чураков вышел. Пристав передвинул ногой валенки и переложил деньги на край стола.
— Ну что ж, надевай! Мое слово свято. А вот и деньги!
Портянки были в соседней комнате, но Вася не стал их просить и надел валенки прямо на босые ноги.
— Вот! Совсем другое дело! Не жмут?
— Нет. Впору, — угрюмо одобрил Вася.
— Я ведь не такой злой, как меня считают… Ты вот за отца хочешь мне мстить. А разве я виноват? Разве твой отец один? Сколько таких, как твой отец, перевешали! Что ж, в их смерти разве тоже я виноват? — говорит неохотно пристав.
Он считал нужным как-то сгладить впечатление от недавней порки и расположить к себе Зотова, понимая, что на душе у юноши скверно. Первое предательство некоторым дается не так просто. Кроме того, он боялся, что Зотов передумает и затянет дело.
В соседней комнате захлопали двери и послышался кашель, гул голосов, бряцанье.
— А кто виноват? — продолжал вслух пристав. — Сами виноваты! Закон есть закон. Закон никого не щадит. Не нами заведен порядок, не нами и будет изменен. Всё от бога…
Вошел Кандыба, держа за воротник Карасева.
— Так что, нигде их не нашел, а этот около наших окон крутился. Тоже из евонной шайки, ваше высокоблагородие!
— Теперь он нам больше не нужен. Отпусти его!
— А чего он шею давит?.. — пожаловался мальчик.
— Господин пристав, можно ему старые пимы отдать? Пускай домой унесет, — попросил Вася, видя, что пристав собирается выйти.
— Можно. Кандыба, принеси ему пимы и одежду, — приказал пристав и вышел.
Кандыба с удивлением посмотрел на новые валенки и, неодобрительно покачав головой, вышел. Минуты через две он вернулся с одеждой и застал ребят, горячо о чем-то говоривших. У обоих глаза блестели от возбуждения, но при появлении околоточного они смолкли. Все это было крайне подозрительно.
— Смотри, Васька… Что-то ты не того… — предупредил Кандыба.