…Сзади послышалось лошадиное фырканье, и скоро раздался крик:
— Эй! Поберегись!
Пришлось сворачивать в снег, чтобы пропустить лошадь. Сытый копейский жеребец, запряженный в розвальни, мотая головой, прошел мимо. На мгновенье лицо возницы попало в полосу света, и Вася сразу узнал Матвея.
“Куда это он на ночь глядя поехал?”
— Носят их черти! — проворчал пристав, вылезая на дорогу,
Тихой морозной ночью звуки разносятся далеко, и поэтому Денисов не удивился, когда слух его уловил очень далекий скрип шагов. Прикрыв полой полушубка фонарь, он подошел к полуоткрытой двери и прислушался. “Никого! Почудилось, что ли? У страха глаза велики”, — решил он, но в ту же секунду совершенно ясно услышал сухой хрустящий звук шагов. Кто-то шел по дороге. Если бы это было не в полночь и если бы Денисов не оберегал спустившихся под землю товарищей, он не придал бы этому значения. Ну, идет прохожий; ну и пускай себе идет. Но сейчас нужно быть настороже. Мало ли какая случайность? Всего не предусмотришь.
Вначале скрип шагов, закрытый лесом, доносился глухо, но вдруг сразу стал яснее и короче.
“Вышел на опушку, — решил Денисов. Через минуту–другую звук исчез. — Остановился… И как раз у развилины”, — подумал шахтер, сдерживая дыхание.
Снова заскрипели шаги, и звук их начал быстро нарастать. Теперь не было сомнения, что прохожий свернул к шахте. Притаившись у двери, Денисов напряженно всматривался, пока не увидел темную фигуру человека. Поравнявшись с шахтой, человек остановился и тихо кашлянул. Денисов ждал.
— Тут кто-нибудь есть? — раздался знакомый голос.
— Фу ты, неладная! — пробормотал Денисов, облегченно вздохнув.
Он вынул фонарь и, высунув его из двери, осветил протоптанную недавно тропинку.
— Кто это? Миша, ты?
— Я. Это я, Иван Иваныч, — сказал Денисов, выходя навстречу. — Сперва было не признал. Что, думаю, за оказия! Хруп-хруп!.. Кто, думаю, по ночам тут бродит? Из гостей, что ли, вертается? Вроде как поздно бы… А потом, как ты с дороги свернул, совсем мозга за мозгу заскочила…
— Напугался? — усмехнулся Орлов, входя в сарай и оглядываясь.
— Похоже, что напугался.
— Ну как? Шрифт нашли?
— Нашли. Увязывают. Сейчас поднимать станем. Матвея поджидаю. Должен вот-вот на лошади приехать.
— Камышин внизу?
— Там.
— Это хорошо. Не надо, чтобы он видел меня. Человек он вполне порядочный, но, как говорится, сделан не из крепкого материала. Пугливый товарищ!
— Это да… Не тот человек, — согласился шахтер. — Передам, говорит, вам типографию — и конец. Мне, говорит, с вами не по пути. Считайте, что в кадеты ушел.
— Так и сказал? — удивился Орлов.
— Да нет. Насчет кадетов я пошутил, — смеясь, сознался Денисов.
— Шутка очень похожа на правду. Туда его по ветру несет, — сказал инженер и достал портсигар. — Будешь курить?
— Можно.
Руки у Денисова крупные, кожа потрескалась, пальцы заскорузлые, огрубевшие. Не руки, а лапы.
— Вытряхни сам, Иван Иваныч, — попросил он, не решаясь взять тонкую папироску из протянутого портсигара. — Руки-то у меня не по тому калибру деланы. Только и годятся кружева плести, — пошутил он.
Орлов достал папиросу и передал ее Денисову.
— Покупные?
— Нет. Сам набиваю.
Прикурив от фонаря, инженер надел рукавицы и потер ими щеки.
— Говорят, что на морозе курить вредно, — заметил он. А уральский мороз мне нравится Сырости той нет, что в Питере. Там в десять градусов хуже, чем здесь в тридцать.
— Я вот что соображаю, Иван Иваныч, — сказал Денисов. — Как мы будем шрифт подымать? Груз не малый. Попробовали было колесо повернуть и бросили. Так скрипит проклятое, — мертвых подымет.
Орлов взял фонарь и обошел с ним вокруг колодца.
— Воды надо достать, — посоветовал он, разглядывая один из углов. — Вот эту ложбинку заморозить, и по ней веревка пойдет, как по маслу-
Денисов задумался. Он привык без возражения выполнять распоряжения инженеров и совет Орлова принял, как приказ.
— Легко сказать, воды! В поселке разве попросить? Сказать, что для лошади… — вслух начал размышлять он. — Нет… Это не годится. Пока ходишь, — замерзнет. Не донести. Разве у Сохатого? Там теплый ключ есть. Недалеко тут. Всю зиму не замерзает.
— Где это Сохатый?
— А вот по дороге, где ты шел, немного вперед и налево. Не доходя до “Фокеевской” шахты. Тоже старые разработки, брошенные.
— Откуда здесь может быть теплый ключ? — заинтересовался Орлов.
— А кто его знает? Мы еще когда мальчишками были, все бегали. Вокруг того ключа все ржавчиной покрыто.
— А воду на вкус не пробовал?
— По вкусу на чернила похожа. Пощипывает язык малость.
— Медный купорос, наверно. Но почему он теплый? Это надо будет посмотреть… А приехавший товарищ тоже в шахте? — спросил Орлов, заглядывая в колодец.
— Все там.
— Лезет кто-то…
Денисов подошел к колодцу, посмотрел и отстранил инженера рукой.
— Камышин, — вполголоса сказал он. — Схоронись, Иван Иваныч. Выйди за дверь. Я его уведу,
Орлов вышел за дверь и, проваливаясь по колено в снегу, завернул за угол строения. На высоте головы заметил выпавший из доски сучок. Через круглое, величиной в две копейки, отверстие было видно, что делается внутри.
Денисов после ухода инженера как ни в чем не бывало занялся поисками подходящей посуды для воды. Скоро он нашел большую деревянную бадью, похожую на кадку. Она была тяжелая, — ко дну пристал толстый слой известки; но понятие о тяжести для Медведя было иное, чем у остальных людей. Он повертел ее перед фонарем и, убедившись, что она нигде не просвечивает, похвалил:
— Бадейка что надо!
Из шахты показался Камышин.
— Ну вот и все, — с облегчением сказал он, вылезая из шахты и обращаясь не то к Денисову, не то к самому себе. — Гора с плеч долой, если можно так выразиться. Перемазался-то, боже мой! На кого я похож!