— Так ему и надо! Мало еще!
Жига упал с небольшой высоты и остался цел и невредим. Вскрикнул и стонал он больше от испуга. Поняв, что он еще жив, Жига встал на ноги, готовый бежать. Но куда? Кругом полная темнота, и неизвестно, куда бежать. Ощупывая руками мокрую бороду, постоянно спотыкаясь о балки, крепления, куски разбросанного угля, камни и какие-то предметы, Жига забрался в угол и притаился. Здесь он решил ждать возвращения пристава.
— Лесенку!.. Живей!.. Лесенку!.. — командовал между тем Карасев и метался по сараю в поисках какого-нибудь инструмента, которым можно сломать лестницу.
Из-под снега торчал шест. С трудом ребята вытащили его, подняли и одним концом зацепили под верхнюю перекладину.
— Давайте. Ну, беритесь!
— Карась! Стой! А Васька-то! — крикнул Кузя. — Ему тогда не вылезть…
— Он же сам велел!
— А вдруг он убежит от них?.. А мы обломаем!
От этих слов у Карасева опустились руки, но ненадолго.
— Да как вы не понимаете? Тоже революционеры!.. Он же сам велел! Беритесь!
Ребята нехотя взялись за шест.
— Ну, взяли! Раз, два — дружно!
Не тут-то было. Лестница оказалась крепче, чем казалось Сил не хватало. Попробовали засунуть шест поглубже, затем зацепили сбоку. Шест либо соскальзывал, и тогда ребята падали, либо они повисали на нем свободно. Нужны были настоящие инструменты.
И вдруг за спиной раздался голос:
— Вы чего тут делаете?
Ребята оцепенели. Фонарь освещал хмурое лицо высокого человека, стоявшего в дверях, а за ним выглядывал кто-то еще.
— Ой! Тетя Даша! Фролыч! — обрадовался Кузя — Скорей! Скорей! Помогайте!.. Там полиция…
— Это мы знаем, что полиция… А вы-то чего тут делайте?
— Лесенку ломаем и никак…
Расспросив и узнав подробности, Дарья хлопнула себя по бокам.
— Что вы наделали, разбойники!
— Вот это угланы! — с удовлетворением проговорил Фролыч. — Это по-нашему! Это выходит, что вся полиция в шахте?
— Все до одного. В “чижовке” только один Кандыба на дежурстве, — ответил Карасев.
— Это ничего… Это мне по душе, — говорил смеясь Фролыч. — И пристав там? Даша, я теперь тут на дежурстве поселюсь Как, значит, который покажется, я его стук по голове, он летом вниз. Палку бы мне только покрепче…
Дарья не выдержала и засмеялась.
— Ну и скажешь ты!..
— “Нет худа без добра”, Даша, — многозначительно продолжал Фролыч. — Иди туда. Скажи, пускай не торопятся. Скажи, что я полицию охраняю, чтобы кто не обидел! Им там тепло и не дует. Иди, иди…..
Ребята с восторгом смотрели на кузнеца. Теперь они были спокойны. Такой силач не выпустит полицейских из шахты.
Вася Зотов был, что называется, потомственным горняком и в душе этим гордился. И отец его, и дед были шахтерами и добывали каменный уголь. Прадед работал на медных рудниках.
Про Зотовых в народе говорили, что “нрав у них веселый, покладистый, рука легкая и знают они “горное слово”. Потому земля и принимает их легко и без злобы отдает свои богатства”. Все это было верно. Характер у Зотовых действительно был добрый, жизнерадостный, рука легкая, но знали они не “горное слово”, а был у них особый талант, наблюдательность, смекалка и опыт. Опыт все время накапливался и переходил от отца к сыну.
Вася помнил, как отец после двух–трех ударов киркой точно указывал направление пласта и тем удивлял инженеров. С одного взгляда на кусок отколотого угля он определял, в какой части пласта они находятся: в верхней, нижней или средней. По звуку падающих капель, по гулкому стуку сапог в штольне он мог сказать больше, чем другой инженер после недели работы. Знал он, где нужно сильно крепить, а где можно не бояться обвала. Знал все породы и без ошибки определял, какой слой встретится дальше и какой он будет толщины.
Невежественным людям казалось, что Зотов знается с нечистой силой и видит сквозь землю.
Вася понимал, что ничего сверхъестественного в этом нет, что это закон, и как бы горы ни были изломаны, слои чередуются всегда в одном порядке.
Мать Васи умерла, когда ему исполнилось четыре года, и мальчик ее почти не помнил. До семи лет он был под присмотром деда, а после его смерти остался вдвоем с отцом. Отец работал в горе по двенадцать часов в сутки и, скучая по сыну, часто брал его с собой под землю. Вначале Вася боялся темноты, гулкого эха, но скоро освоился. В забое о играл, спал и даже пытался помогать отцу отгребать уголь. Конечно, это была не помощь, а скорее игра, но в такой игре он многому научился, многое полюбил и ко многому привык.
Впоследствии, когда Вася стал старше, он любил спускаться один в заброшенные шахты и подолгу бродил в пустых штольнях, штреках. Ему нравилось угадывать направление пласта, определять при свете фонаря породу. Уже тогда мальчик понял, какие громадные запасы угля лежат под Кизелом.
— На тысячу лет работы хватит, — говорил он отцу, и тот одобрительно кивал головой.
Отец не запрещал сыну уходить под землю и не боялся, что с ним случится там какое-нибудь несчастье.
Однажды на упреки соседки отец сказал:
— Не шуми, кума. Зотовы — кроты. Под землей не погибнут. На поверхности с ним скорей может что-нибудь приключиться. В пруду потонет или с камня сорвется… Мало ли что! А под землей наш дом. Крыша толстая, стены надежные… Только что окошек нет.
— А как обвалится?
— Не-ет! Такого с ним не случится! — убежденно говорил отец. — Земля кормит нас… Земля ему мать родная. Пустое ты мелешь.
— Других-то заваливает, — не унималась соседка.
— То других… А Ваську не тронет!
Поколебать эту фатальную уверенность отца было невозможно. Эта уверенность передалась и сыну, а жизнь подтверждала, что отец прав. Прадеда уже в старости задавил на охоте медведь, сломавший рогатину. Дед умер своей смертью, а отца повесили на поверхности земли.
“Нет, земля Зотовых не тронет”, — думал Вася, сидя на сломанной тачке в ожидании, когда спустятся городовые.
Спина у него по-прежнему болела, и прилипшая к рубцам рубаха не позволяла делать резких движений.
Пристав нервничал и каждого спустившегося встречал сердитым шипением:
— Копаются там… Мер-рзавцы!..