Пройдя мимо штаба, девушки обогнули Адмиралтейство и вышли на набережную. На мосту Светлана удержала подругу:
— Смотри! Нигде в мире не увидишь ты ничего подобного... Дворец, Адмиралтейство, Академия, Университет, Петропавловская крепость... И какой простор!
День угасал. Северо-западная часть неба была еще сравнительно светлой, и на фоне его четким силуэтом вырисовывался шпиль Петропавловской крепости.
И снова на глазах у девушек зажглись цепочки фонарей на набережных и вспыхнули гирлянды огней через Неву.
— Как красиво! — вырвалось у Светланы.
Она жадно вглядывалась в развернувшуюся перед ней картину, словно хотела запечатлеть ее в своей памяти навсегда.
Женя недоумевала. Красота, которой восхищалась Светлана, не казалась ей такой необычной. «Что с ней? Можно подумать, что она впервые увидела, как зажигаются фонари».
— Здесь будет кому-то памятник, — сказала Светлана, когда они остановились на Стрелке.
— Ну, так что?
— Ничего. Может быть, пойдем еще пешком?
— Пойдем. Вообще-то говоря, на пустой желудок такая прогулка... Хе-хе!
— А я совсем не хочу есть...
Мост через Невку прошли незаметно. Справа стоял дом в лесах. Общежитие Университета во время блокады выгорело внутри, и сейчас его восстанавливали.
— О чем ты думаешь, Светлана?
— О тебе. Смотрю на окна и думаю, что пройдет еще немного лет — и, может быть, тебя здесь будут ждать с нетерпением. Ты приедешь на машине, войдешь в квартиру и строго спросишь: «Хе-хе! Где здесь больной ребенок? Ну-ка, высунь язык! Скажи: а-а-а... Где у тебя болит?»...
Светлана так удачно скопировала тон и манеру разговора подруги, что та расхохоталась.
— Мне их будет жалко. Я буду выписывать только сладкие лекарства.
— Женя, а правда, хорошо, что мы живем в Ленинграде?
— Да уж, конечно, не плохо... А ты мне все-таки скажешь, что с тобой случилось?
— Только с условием, что ты не произнесешь ни одного слова ни за, ни против, — сказала Светлана и передала ей Алешино письмо.
— Ни за, ни против! — повторила Женя, задерживаясь под фонарем. — Да будет так!
Она прочитала письмо, посмотрела на Светлану, медленно сложила бумагу, сунула в конверт и вернула обратно.
— Пускай «ни за, ни против»... Сядем в трамвай! Они подошли к остановке и долго стояли молча.
— Ты бы могла уехать из Ленинграда куда-нибудь в другой город? — неожиданно спросила Светлана.
— Если нужно, то какие могут быть разговоры!
— А я?.. Не знаю. Я бы тоже поехала, если бы.... Если бы нужно было.
Говоря это, Светлана думала о том, что если рядом с ней будет Алеша, то ей безразлично, где работать, хоть на краю света!
В квартиру, где жил учитель химии, позвонили две девушки. Дверь открыла маленькая старушка с удивительно ясными и добрыми глазами.
— Вам кого? — спросила она с любопытством.
— Скажите, пожалуйста, здесь живет Василий Васильевич?
— Здесь. А вы его ученицы?
— Да.
Старушка приветливо улыбнулась.
— Проходите, пожалуйста. Он будет рад... Василий Васильевич, в старом светлом пиджаке без галстука, сидел в мягком кресле и, зажав между коленей кофейную мельницу, усердно крутил ее ручку. Увидев нежданных гостей, он страшно смутился.
— Извините, девочки... я сейчас... одну минуту, — пробормотал он и пошел в соседнюю комнату переодеваться.
— Василий Васильевич, мы же по делу... — попробовала остановить его Тамара...
— Сейчас, сейчас. Как можно? Посидим! Такие редкие гости и вообще... — говорил он уже за дверью.
— Уж вы извините его, — виновато сказала жена. — Он по-домашнему... не ждали вас. Сейчас мы кофейку поставим...
— Ну что это... — протянула Тамара. — Точно мы какие-то барышни!
— Ну как же... как же! Такие редкие гости и вообще... Садитесь, пожалуйста, не знаю, как вас зовут?
— Меня зовут Катей, а ее Тамарой.
— Очень приятно, а меня зовут Марфа Викторовна. А вы, значит, Катя Иванова! Ну как же... Знаю! Василий Васильевич мне про вас много рассказывает. Очень приятно!
Катя с любопытством слушала Марфу Викторовну. Ее манера говорить, двигаться была чем-то похожа на то, как говорил и двигался Василий Васильевич. «От долгой совместной жизни они стали похожи друг на друга», — подумала Катя. Тамара между тем изучала глазами обстановку, надеясь найти семейный альбом, о котором им рассказывал Константин Семенович. И действительно, она сразу увидела его на письменном столе. В кожаном переплете, с медной застежкой, он выглядел как новый, хотя лет ему было, наверно, немало.
— Разрешите посмотреть? — попросила она Марфу Викторовну.
— Пожалуйста! Сделайте одолжение.
Старушка подошла к столу, передником смахнула воображаемую пыль и передала альбом девушке.
— А вы, значит, Тамарочка Кравченко. Тоже знаю! Я всех вас знаю, только не видела. Смотрите на здоровье, но здесь ничего интересного нет. Наши старые знакомые...
— А Василий Васильевич тут есть? А вы?
— Ну как же! Мы иногда снимались.
— Ученики его тоже есть? — спросила Катя.
— Нет. Ученики больше группами снимались. Всем классом.
— У него, наверно, много учеников? — спросила Тамара.
— А как вы думаете? — охотно отвечала старушка. — Сорок лет учителем работает. Как же не быть!
— А вы кого-нибудь из них знаете? Из старых его учеников? — продолжала расспрашивать Тамара, незаметно подмигнув Кате.
— Знаю, многих знаю. Извините меня, пожалуйста. Я пойду кофе приготовлю...
Тамара на какой-то момент задумалась, но, быстро сообразив, что такую возможность упускать нельзя, отложила альбом в сторону и пошла за Марфой Викторовной.
— Я вам помогу.
— Ну зачем же вам беспокоиться!
— Что вы, мне это доставит только удовольствие... Катя едва сдерживала смех. «Вот журналист. Как она в нее вцепилась!»
Лишь только за ними закрылась дверь, пришел Василий Васильевич в своем обычном виде.
— Извините, Катюша. Заставил ждать. Очень рад вас видеть! Как это вас осенило ко мне заглянуть?
— С Новым годом вас, Василий Васильевич, с новым счастьем! Мы вот возвращались с экскурсии... Были в Русском музее. Ну, и решили зайти к вам, поздравить, а заодно посоветоваться по важному вопросу... И потом, мы на вас обижены: почему вы к нам на вечер не пришли? Мы вас очень ждали...