Андрей Петрович строго посмотрел на девушек.
— Что это значит, Татьяна?
— Я не понимаю, папа, зачем ты панику устраиваешь, — сказала Таня. — Мы были на работе.
— На какой работе? Говори толком!
Таня коротко сообщила отцу, где они были, зачем и что делали. По мере ее рассказа лицо матери хмурилось все больше и больше.
— Грузчики! Боже мой! Опять ногу сломает! — воскликнула мать.
Андрей Петрович подошел к дочери и взял ее за подбородок.
— Очень хорошо, Танюша! Работайте! — одобрил он. Нина Косинская привела себя в порядок и вернулась домой как ни в чем не бывало, но одна из бабушек увидела на спине пальто грязь и пристала к ней с вопросами. Когда Нина сказала, где она была и что делала, бабушка чуть не упала в обморок. Через пять минут все стало известно матери, и начался разговор.
— Нина, это правда, что ты где-то на заводе работаешь? — едва сдерживая себя, спросила мать.
— Да.
— И что же вы делаете?
— Грузим на машины всякий мусор.
— Это кто же вас заставил?
— Никто. Мы сами.
— Кто это «мы»?
— Ну мы... девочки трех старших классов.
— Зачем?
— Мы хотим заработать деньги на подарок Василию Васильевичу.
— А ты думаешь о том, что делаешь?
— Я не одна...
— Что значит не одна? Если все начнут кидаться с крыши вниз головой, то, значит, ты тоже...
— Но, мама...
— Помолчи! — строго остановила ее мать. — Неужели ты не понимаешь, как это нелепо! Заработать деньги на подарок и погубить свое здоровье! Ты же можешь там заразиться чем-нибудь, и вообще, бог знает, что может случиться! Неужели ты не могла попросить у меня? Разве мы тебе отказываем?
— Но, мама... Ведь мы решили заработать сами.
— Глупости! Ты, кажется, не маленькая. Нет!.. Этого дела я так не оставлю! Заставлять детей грузить на каком-то заводе всякую грязь...
— Никто нас не заставляет, мама. Я комсомолка, и если мы...
— Это не оправдание! Если ты комсомолка, то это не значит, что ты должна ходить вниз головой! Ну что это такое! Что это такое!.. — Она трагически подняла руки и забегала по комнате. — Ниночка, почему же ты не спросила меня? Почему ты не щадишь мои нервы? Надеюсь, что больше ты никогда этого не сделаешь, — продолжала она умоляющим голосом. — Подумай, что скажет папа! Если тебе нужны деньги, то, пожалуйста, скажи. Ну, будь умницей, и забудем этот неприятный случай...
Мать ушла к себе, а Нина осталась в полном смятении: «Как ей сейчас быть?». Сказать подругам, что ей запретили работать, — стыдно и неудобно за родителей. Что плохого в том, что она работает? Разве она не слышала от своего же отца слов о том, что нет позорного труда и что труд — это самое главное в жизни человека! Да и мать говорила ей о том же. Почему же у них слова расходятся с делом?
Не находя выхода из создавшегося положения, Нина, привыкшая всегда говорить правду, вынуждена была солгать. На другой день, отправляясь на работу, она сказала, что идет к Тане. Подруга одобрила эту ложь и помогла ей тем, что дала для работы старое пальто и платок на голову.
Были неприятности и у Нади. Увидев ее в помятом и испачканном пальто, Мария Ивановна рассердилась:
— Выбрось эту дурь из головы! Не для того я тебя в школу отдавала!
— Мама, ты хочешь из меня какую-то белоручку воспитать, а я тебе категорически заявляю, что это не выйдет! Я никакая не барышня! Я комсомолка!
— Это ничего не значит. Грузчиком ты работать не будешь.
— Нет, буду!
— Надежда! Как ты смеешь так разговаривать?
— А вот смею! Потому что это мои политические убеждения — и, значит, смею. Я должна подчиняться большинству, а не тебе. У тебя не коммунистические взгляды...
— А большинство тебе купит новое пальто?
— Покупать пальто не надо, а надо только почистить, а вообще это совершенно другой вопрос. Имей в виду, что я буду учиться на инженера и на практике мне придется работать еще хуже. Даже кочегаром...
Пришла Аня и поддержала Надю. Марии Ивановне пришлось уступить. Она согласилась, что позорного труда нет, хотя в профессии грузчика ничего завидного не находила.
— А ты знаешь, сколько мы заработаем? — спросила Надя.
— Сколько?
— Три тысячи рублей!
— Без ноля.
— Ой! Аня, ты слышишь? Мама не верит! Я тебе официально заявляю, что три тысячи... со всеми нолями.
— Но ты-то хоть работаешь или так, для вида болтаешься? — примирительно спросила мать.
— Конечно, работаю! По-твоему, я какая-то ненормальная!
На второй день явились на работу не все. Из десятого класса не пришла Крылова, у девятиклассниц не хватало троих, а у восьмиклассниц — четверых. Это нисколько не смутило девочек и мало отразилось на работе. Первые минуты с непривычки болели все мускулы, но уже через час девушки разогрелись и боль исчезла.
Через четыре дня цех был чист. Пол оказался цементным, и хотя его нельзя было натереть, как обещал Михаил Сергеевич, но танцевать было можно, что девушки и делали, когда оказывался вынужденный простой из-за отсутствия автомашин.
Наконец, ушел последний грузовик, провожаемый восторженными криками. Лопаты сложили в угол, и Василий Иванович повел девушек в заводоуправление. Войдя в просторный кабинет директора, девушки расселись по стульям. Ждать пришлось недолго. Вошел директор, высокий, широкоплечий человек с густыми бровями и прямым носом. Они видели, как он раза два вместе с Михаилом Сергеевичем заходил посмотреть на их работу, но даже и не подозревали, что это директор. Вместе с ним пришел старичок кассир, а вскоре появились и Михаил Сергеевич с Ольгой Николаевной.
— Ну что, Анюта, наработались? — спросила Ольга Николаевна с улыбкой.
— Да. Закончили. Даже не верится!
Директор постучал карандашом по стакану и обратился с короткой речью:
— Ну, дорогие помощники... Не знаю, как вас назвать иначе. С работой вы справились хорошо. На день раньше. А значит — план перевыполнили. Такая уж традиция установилась в советской стране — перевыполнять план! Я хотел поблагодарить вас за помощь. Вы принесли большую пользу заводу, потому что рабочих у нас пока еще не хватает. Теперь остается пожелать вам успехов в ученье. А когда закончите школу, техникумы, институты, курсы, то милости просим к нам на завод работать. Евграф Спиридонович, где ведомости?