— Смотрите, как он смущается, — шепнула Надя. Она повернулась к Тамаре и заметила Валю. — Девочки, а почему Белова тут? Кто ее приглашал?
— А черт с ней! Пускай сидит! — довольно громко сказала Кравченко.
— Подписи ее на «Адресе» все равно же нет, — внятно произнесла Аня.
Валя Белова сидела неподалеку, но не слышала этого разговора. Она с утра чувствовала себя нездоровой. В ушах стоял звон, першило в горле, слегка знобило.
— ...Сорок лет работы в школе! Мы, учителя, знаем, чего это стоит. Сколько здоровья, нервов... — продолжала Наталья Захаровна.
Константин Семенович, облокотившись о стол, смотрел в зал. Нина Шарина на коленях держала «Адрес» в переплете из темно-синей кожи и маленький футляр. Щеки ее то краснели, то бледнели. Она должна была передать подарок и сильно волновалась. Лида Вершинина внешне держалась спокойно, и только пальцы, нервно теребившие носовой платок, выдавали ее состояние.
Белова слушала директора с лихорадочно блестевшими глазами и сидела с гордо поднятой головой, но это ей, по-видимому, давалось не легко.
Наталья Захаровна закончила свою речь, и слово получила представительница десятого класса Лида Вершинина. Вместе с ней подошла к столу и Нина с подарком.
— Дорогой Василий Васильевич! В день вашего славного юбилея, от имени учениц десятого класса и от своего тоже, я хочу сказать несколько слов. Несмотря на то, что мы на ваших уроках вели себя не всегда так, как сегодня, несмотря на то, что по химии у нас бывали отметки ниже пяти, мы вас очень и очень ценим и любим. Словами трудно выразить наше чувство... — Она остановилась, взглянула на учителя, перевела взгляд в зал, глубоко вздохнула и продолжала: — Нам повезло. С первых шагов жизни мы встретили такого прекрасного педагога, такого доброго и чуткого человека. Я глубоко убеждена, что, «куда бы нас ни бросила судьбина и счастие куда б ни занесло», ваш образ останется в нашей душе, как одно из самых светлых и теплых воспоминаний школьной жизни. В такие дни полагается делать подарки...
Нина раскрыла футляр и, вынув из него часы, передала Лиде.
— Этот скромный подарок имеет одну особенность, о которой я бы хотела вам сказать. Он куплен на наши собственные, заработанные деньги. Здесь нет ни одной копейки, взятой у родителей. На крышке тут написано: «Дорогому Василию Васильевичу в день славного сорокалетия его педагогической деятельности от самого любящего его класса».
Лида замолчала и, взглянув на Катю, подошла к учителю и протянула ему подарок.
В это время Нина положила перед ним футляр и «Адрес».
Не в силах произнести ни одного слова, учитель поцеловал Лиду и Нину. Красные от смущения вернулись девушки в шумевший аплодисментами зал.
Собрание продолжалось. Девятый класс подарил кофейный сервиз, а восьмой — радиоприемник и портфель.
Говорили девочки мало, и, может быть, в их коротких речах были обычные слова, которые полагается произносить на юбилеях, но слова эти звучали так просто, тепло и искренне, что всем казалось, будто слышали они их впервые.
Наконец поднялся юбиляр.
— Вот, видите ли... — хрипло начал он... — Я должен что-то говорить, чем-то ответить, а у меня нет слов... Да... Недавно мне рассказывал кто-то из вас, кажется, Иванова Екатерина, что вы спорили на тему о счастье человека. Я понимаю, что это интересная тема... Мне хотелось сообщить вам свое мнение, но... не было подходящего случая. А вот сейчас, может быть, и скажу, как умею... Когда-то и я был в вашем возрасте, был молод... В то время нас эта тема тоже волновала. Вероятно, она всех и всегда волнует в молодом возрасте. А потом... потом я видел, как некоторые мои друзья одноклассники надели хомут и безропотно впряглись в повозку жизни... Другие на первых шагах борьбы за светлые идеалы обожглись, испугались, спрятались в свою скорлупу, махнув на все рукой... — Он остановился, не закончив фразы, и некоторое время молчал, стараясь подавить волнение. Девушкам казалось, что остановка вызвана каким-то тяжелым воспоминанием молодости, и все ждали продолжения, но Василий Васильевич не стал возвращаться к прерванной мысли. — Девочки! — снова начал он. — Вы родились и живете в другое время. Если вы сумеете сохранить свою молодость до старости, до самой смерти, — это все, что надо для счастья человека. Вот сейчас, когда я уже стар и смотрю вперед через свое прошлое, то я понимаю, что сохранить свою молодость... свою молодую горячую душу можно только борясь за светлые идеалы. Вот и все, что я хотел вам сказать сегодня, — закончил он, но, подняв руку, добавил: — в день юбилея, который вы раскопали неизвестно зачем.
Девушки поднялись и снова аплодировали, а на его лице появилась знакомая застенчивая и несколько виноватая улыбка.
Закрытая одеялом до подбородка, с компрессом на шее, Валя неподвижно лежала в кровати. Дед сидел возле окна и, откинув голову назад, держал перед собой на вытянутых руках газету. Очки у него повисли на самом кончике носа, придавая старику необыкновенный, комично-заносчивый вид. Изредка он бросал взгляд поверх очков на внучку:
— Валя, чайку согреть?
— Нет.
Не расслышав ответа, дед немного подождал и вторично спросил:
— Я говорю, может, чайку горяченького попьешь? Валя сделала плаксивую гримасу и капризно протянула:
— Не хочу я чаю... Ничего я не хочу... Дайте мне спокойно умереть...
Дед утвердительно кивнул головой и снова занялся газетой.
Вот уже пятый день Валя болела ангиной. Сегодня температура нормальная и чувствует Валя себя лучше, но мучают сильные боли в суставах. Болезненные приступы, или, как их назвал врач, «атаки», следуют одна за другой и доводят девушку до отчаяния. Хочется плакать, кричать от этой назойливой острой боли, но Валя стойко терпит, и даже крупные слезы, выступающие помимо ее воли, скрывает от матери. Она не сомневается, что это — конец. В детстве Валя часто болела ангиной и вот — осложнение. Валя знает, что никакие лекарства ей уже не помогут и за ревматизмом последует порок сердца. Она обречена. Все это она недавно и совершенно случайно прочитала в справочнике для врачей-терапевтов, но почему-то не испугалась. Пускай будет самое худшее. Все равно она теперь никому не нужна.