Исходящий от Европы сдвиг в науку и технику имел следствием мощный взрывной рост народонаселения в последние столетия: в 1000 г. в мире проживало ровно 300 млн человек — не больше, чем во времена рождения Христа. В 1500 г. население составляло 500 млн, в 1800 г. — уже 1 млрд, затем в 1930 г. — 2 млрд, а в настоящее время — 7 млрд, и если так пойдёт и дальше, то население мира, по оценке ООН, достигнет в 2050 г. своего максимума, превышающего 9 млрд человек. Это ставит перед нами два вопроса.
1. Сможет ли Земля чисто физически кормить и одевать такое количество людей долгое время?
2. Сможет ли такое количество людей жить на уровне благосостояния западных индустриальных стран, не подрывая природные ресурсы?
На оба вопроса ответа в этой книге не будет. Уже одни только мнения о том, нельзя ли воспрепятствовать устойчивым изменениям мирового климата, и о том, не пройдена ли давно точка невозврата, далеко расходятся и не могут дискутироваться здесь{11}. Напротив, несущественный в отношении климатической катастрофы и последствий всемирного взрывного роста народонаселения, но для условий в Германии решающий, вопрос должен обсуждаться: удастся ли нам в Германии мобилизовать на продолжительное время достаточное количество разума, усердия и трудоспособности (на немецком новоязе — человеческого ресурса), чтобы удержаться на достигнутом уровне, устоять в мировом состязании и развиваться дальше?
Следует проверить, не смогут ли те общие социальные условия, которые мы создали на основе достигнутого благосостояния, повредить этому самому благосостоянию, потому что специфические менталитеты и способности, которые обусловили скачок в развитии Европы (включая и Северную Америку), в свою очередь теперь подпадают под влияние особых общих условий, возникших из-за благосостояния и социального государства.
Хотя генетическое оснащение людей всех стран и народов во многом сходно, имеющиеся и подтверждённые различия{12} в любом случае существенно меньше, чем различия в состоянии развития государств, обществ и народных хозяйств. Однако есть большие различия в менталитете народов и обществ. Это касается не только традиционных религиозных и прочих связей. Это касается и нормативных внутренних и внешних механизмов управления человека, это касается структур лояльности, масштабов социальных рангов, равно как и стимулов для усердия, собственной инициативы{13} и материальных ориентиров.
Такие менталитеты и традиции — в широких рамках, которые допускают генетическое программирование людей, — сами являются продуктом истории. Они были созданы общими условиями и изменяются, если меняются эти условия, — пусть очень медленно, веками{14}. Управлять такими изменениями вряд ли возможно. Их и планируют редко. Тем более действенными они могут быть, если элементарно вторгаются со всей силой и влекут за собой множество перемен.
В истории человечества такие взаимные влияния общих условий и менталитетов осуществлялись главным образом лишь постепенно и без однозначно явствующего направления. Но с изобретениями, которые прочно закрепились в культуроведении соответствующих обществ, сказалось новое состояние развития, которое продолжительно изменяло общество. В ходе тысячелетий это развитие набирало динамику. В Европе в конце концов совпадают освобождение духа из религиозного принуждения, любознательный объективный взгляд на природу и космос, развитие гражданских свобод, систематическое расширение свободных рынков и взрывной рост технических изобретений.
Эта динамика и её причины не должны здесь восстанавливаться по отдельности{15}. Однако последствия следует рассмотреть. Изменения общих условий выстраивались постепенно от Средневековья до середины XVIII в. и обусловили в Европе и Северной Америке невиданный взрывной рост населения, который начиная с середины XVIII в. охватил все регионы, колонизированные европейскими властями или насильственно ими открытые. Некоторые регионы и государства быстро восприняли возможности, заключённые в западных технологиях и рыночной организации, и соответственно быстро развились в равновеликих конкурентов (Япония). Другим требовалось больше времени, пока традиционные структуры приспособятся настолько, что станет возможна обширная индустриализация (Индия). Третьи закоснели в относительной недоразвитости, вплоть до состояния недееспособности (failed states).