Марксистская немецкая историография после 1945 г. утвердилась преимущественно в восточных землях, вошедших в состав ГДР. Характерной чертой научных исследований, посвященных XVI и XVII вв., стало сочетание марксистского взгляда на исторический процесс и старой «малогерманской» традиции, возглашавшей главной перспективой государственного развития Германии после Крестьянской войны 1525 г. бранденбургско-прусскую модель. Причем последняя оправдывалась не только как продукт победы «феодальной реакции», но и как единственная альтернатива в хаосе немецкого мелкодержавия, осуществление которой в конце концов, хотя и на «реакционной» платформе, обеспечило национальное и государственное объединение Германии, что соответствовало известному постулату о прогрессивном значении национально-политической централизации, уже свершившейся в странах к западу от Рейна, и находило созвучие с жестким государственным централизмом советской эпохи. Подобный теоретический симбиоз не позволил восточнонемецким историкам вооружиться парадигмой «конфессионализации», ввести определение «конфессиональная эпоха» в качестве многопланового объекта исследований и вообще сколько-нибудь заметно увлечься второй половиной XVI в. в истории Германии. Главное внимание уделялось «неудавшейся буржуазной революции номер один», апогеем которой, по мнению историков-марксистов, была Крестьянская война 1525 г. Подавление крестьянского выступления превратило князей и дворянство в главных спасителей протестантской церкви, что во многом объясняло наметившийся позднее процесс т. н. «рефеодализации» в Германии. Под ней понимается укрепление позиций сословной элиты, высшего и низшего дворянства на базе торжествующей территориальной государственности в противовес все более ухудшавшемуся социальному положению крестьянства («второе издание крепостничества») и городской «буржуазии». Естественно, что подобные посылки заставляют видеть всю историю Империи от Реформации до Наполеоновских войн в довольно мрачных тонах: у Империи как государства нет будущего, ее социальные структуры застыли в своем развитии — в ожидании Наполеоновских войн и революций. Исходя из формационной теории, оставлявшей за рамками внимания социальную самоценность догмы, историки ГДР не были склонны вообще рассматривать процесс взаимовлияния и сращивания новых церковных структур со старыми общественными группами, фиксировать внимание на этапе относительной стабильности, знаменовавшей первые десятилетия после Аугсбургского мира, наконец, видеть временной отрезок с 1555 до 1618 г. не только лишь в призме противостояния католических и протестантских группировок «господствующего класса», но и самостоятельным, весьма насыщенным и противоречивым этапом немецкой истории. Итогом стало то, что за время существования ГДР не увидело свет ни одно сколько-нибудь крупное исследование, специально посвященное немецкой истории второй половины XVI в. и начала XVII в.
§ 2. Конфессиональная эпоха в русской историографии
Два решающих момента наложили печать на развитие представлений о рассматриваемой эпохе среди российских ученых: мощное влияние протестантской традиции школы Л. Ранке во второй половине XIX в. и марксистская историческая социология, восторжествовавшая в первой половине XX в.
Очевидно, не будет преувеличением сказать, что большинство историков XIX в., вещавших с университетских кафедр и писавших о Реформации и Тридцатилетней войне — Т. Н. Грановский, П. Н. Кудрявцев, В. В. Бауер, Г. В. Форстен, как специалисты сформировались — хотя бы отчасти — в стенах немецких и преимущественно протестантских университетов и институтов (Берлин, Галле, Лейпциг, Гейдельберг). Их учителями в большинстве случаев выступали воспитанники — дальние и близкие — школы Л. Ранке (сам Л. Ранке, оба Дройзена, В. Мауэрбрехер, Р. Козер и др.), и методологической основой для многих из них являлся позитивизм, прикрашенный симпатиями к протестантизму, — главному источнику формирующейся сильной и объединенной Германии. Характерным образом это отразилось на скептическом настрое в отношении перспектив Старой Империи после Реформации и при взгляде на католическую Контрреформацию. Некоторые сдвиги, произошедшие в кругах российской исторической науки на рубеже XIX–XX вв., рождение «русской исторической школы», способствовали критическому переосмыслению методологических основ немецкой историографии, развитию более широких социально-культурных идей. Но в области изучения собственно немецкой истории XVI–XVII вв. на вооружении по-прежнему оставались подходы и оценки, выработанные школой Л. Ранке.