Политические метания коммунистов начала 20-х гг. ярче всего отразило их предложение «единого рабочего фронта», обращенное к социалистам и профсоюзам. Задуманная как средство завоевания масс в борьбе за их насущные интересы, новая тактика вскоре превратилась в эффектный пропагандистский маневр, лишенный практического содержания. КПГ набирала очки только в условиях социальных кризисов и внутриполитических потрясений, поэтому события 1923 г. вновь выдвинули ее на авансцену политической жизни Германии. Выбросив лозунг «Бейте Пуанкаре на Рейне, а Куно на Шпрее», лидеры компартии продемонстрировали готовность к союзу с крайне правыми силами. Впрочем, сотрудничество с «национал-большевизмом» осталось лишь незначительным эпизодом в истории КПГ. Гораздо большее значение имело успешное проведение партией «антифашистского дня» и участие во всеобщей забастовке 11 августа. Падение правительства Куно в Москве было записано на счет коммунистов, и в руководстве РКП(б) и Коминтерна заговорили о революционной ситуации в Германии. Осторожным Сталину и Радеку противостояли радикально настроенные Бухарин и Зиновьев, которые в конечном счете провели свою точку зрения о необходимости практической подготовки «немецкого Октября». По предложению Троцкого был даже назначен точный день вооруженного выступления – 9 ноября 1923 г., пятая годовщина «буржуазной» Веймарской республики. Политическое руководство СССР контролировало его организационную и военно-кадровую подготовку, советское посольство в Берлине стало штабом грядущей германской революции.
По аналогии с Советами в России, обеспечившими легальность партийной диктатуры, аналогичную роль должно было сыграть вхождение коммунистов в земельные правительства Центральной Германии. 10 октября лидеры КПГ получили портфели министров в правительстве Саксонии, через неделю – Тюрингии. Сразу же началось активное формирование «пролетарских сотен» – прообраза Красной Армии. Из СССР в Германию были направлены эшелоны с хлебом, чтобы убедить немецких рабочих в преимуществах новой власти.
Но уже 21 октября планы «немецкого Октября» дали решающую осечку. После того, как берлинское правительство предъявило правительствам Саксонии и Тюрингии требование о немедленном разоружении рабочих отрядов, лидер КПГ (и одновременно саксонский министр) Генрих Брандлер потребовал начать всеобщую забастовку, но не был поддержан представителями производственных советов и социалдемократами. Не решившись выступить в одиночку, КПГ разослала своим «военно-революционным комитетам» на местах сигнал отбоя. До Гамбурга он не дошел, и местные коммунисты начали восстание на свой страх и риск, в течение нескольких дней удерживая под своим контролем ряд рабочих кварталов города. Руководитель этого выступления Эрнст Тельман, пройдя через все перипетии внутрипартийного конфликта, возникшего в результате неудавшегося повторения российского опыта, возглавил КПГ. Но это уже была другая партия – вплоть до начала 30-х гг. коммунисты оставались в тени политической жизни Веймарской республики.
Поражение в Центральной Германии вызвало острую дискуссию в ЦК РКП(б) и косвенно воздействовало на внутриполитическую эволюцию нэповской России. Находившаяся в Москве Клара Цеткин писала 6 ноября своим товарищам по партии: «Все, что касается германской революции, вызывает здесь невероятный прилив энтузиазма… Не только для масс, но и руководства нынешний поворот событий означал падение с заоблачных высот на весьма жесткую землю. Я убеждена, что в России он воспринимается гораздо более болезненно, нежели в самой Германии». Потеря большевиками идеологической легитимации, связанная с очевидным провалом мировой пролетарской революции, привела к появлению сталинской концепции «социализма в одной стране», на десятилетия вырвавшей СССР из общеевропейского исторического процесса.