Падучей поражены
Мира сего сильные,
А на поверку они -
Суть пузыри мыльные.
Что значит Родина-Мать,
Им не понять никогда,
Но у нас ее не отнять,
В сердце она навсегда.
Преданность - наша сила,
Дом отчий - наша любовь!
Как бы судьба не рядила
Наше Отечество – кров!
Даже на пепелище
Дом мы построим новый,
Будет это жилище
Яркой звездой сверхновой.
Элегия
Нельзя познать нам сокровенное,
В обидах собственных копаясь.
Нельзя постичь нам откровенное,
В грехах накопленных не каясь.
***
Судьбою было нам дано
Две родины познать, два мира.
В одной родились мы давно,
В другой явились миру.
Одна дала нам кровь и веру
Другая почву, соль и хлеб.
Познали мы Творенья меру,
И душащий нас Смерти склеп.
Мы не роптали, не стенали,
Когда игрушкой для Судьбы
На сломе вех однажды стали,
Мы не оставили борьбы.
Борьбы за право на творенье,
За счастье для своих детей
И в этом сладостном боренье
Заслоном стали для смертей,
Когда в бессильном исступленье
Обрушилась всей силой власть
На наше дивное стремленье
К ногам ее успехи класть.
Да, мы устали от терпенья,
От лживых сладостных речей
И пышного велереченья.
Где жизни нет, там нет страстей.
И мы ушли, и мы ж вернулись
В обитель прежнюю свою.
Страницу мы перевернули,
Попали в новую струю,
В поток того же лицемерья,
В поток бесчестия и лжи,
Где честным нет уже доверья,
Достоин славы тот, кто ржи
Подвержен, кто свое ржавенье
Считает высшей благодатью,
Кто презирает к счастью рвенье,
Кто был и остается татью
Пока за горизонтом Солнце.
В ночи, когда лишь бесы воют,
Когда кричат они всех громче,
Надеясь, что во мраке скроют
Наимерзейшее паскудство.
Не верим мы, что нам конец,
Не верим мы, что словоблудство
Есть демократии венец.
И где защита от коварства,
Где Ариадны нить найти,
Которая из злобы царства
Нашла б короткие пути?
***
Мы верим в большее, чем похоть,
Германоросом надо быть,
Чтобы стремиться, когда плохо,
Две наши родины любить.
Графоман-отщепенец
О тяжелой судьбе графомана
Тихомира, взявшего себе псевдоним
Никодима и горько пожалевшего потом
об этом необдуманном поступке.
***
Графоман графоману разница:
Один пишет от натуры страстной,
Второй от зуда в заднице,
Третий из-за души сутяжной.
А, что - сидит такой индивид, давит диван,
День ото дня в носу ковыряясь,
И вдруг: - А не замахнуться ли на роман?
И тут же: - Да! - отвечает, не сумлеваясь.
И вот он в припрыжку бежит в магазин,
Гумаги купляет три килограмма,
Несколько ручек с чернилом цветным
И быстрее к столу с четырьмя углами.
Писатель задницу к стулу прижамши,
Лист белый чист пред собою кладя,
Роман начинает не пимши, не жрамши,
С самого, что ни на есть с рання.
Ровными буквами черным по белому
Пишет заветное слово: «РОМАН».
Он знает, что из частного рождается целое,
И составляет подробный план:
«Роман мой будет страниц с тыщу,
Меньше никак низзя.
Осилю я эту уйму, вытащу,
Огромны плосчади исписав?..
Грят, что не боги горшки обжигали,
А я не хужее других-прочих.
Итак, если в день на страницы-скрижали
Класть по пятьсот строчек...
Это ж пятнадцать страниц в сутки!
Месяц прошел - пол-романа есть.
Стало быть я без всякой муки,
Если помалу пить и помалу есть
В два месяца сей шедевр осилю.
Значит, главно во время засесть.
Писать буду я не какой-нибудь триллер,
А про жисть таку, кака она есть.
Итак, осталось придумать названье,
И главы оглавить. Их будет шесть.
Мой роман о людском страданье,
А посему назову его «Крест».
И заскрипел графоман пером,
Зашмыгал простывшим носом.
В шесть утра он уже за столом
И вечером там - и в семь, и в восемь.
Схудал писатель, сошел лицом,
Ходит на тень похожий.
Жена хотела послать за врачом,
Вдруг это случай сложный?...
Но муж-графоман словами строгими
Объяснил невеже жене:
«Дура, пойми, я иду дорогами,
Что не снились тебе и во сне.
Ведь я дошел до истошшенья
От творческих мук, а не то, что не жру.
Роман я пишу к твоим сведеньям,
А, написав, может даже умру!
Не морда-рожа важна при сем деле,
А весчество, что в мозгах копошится.
Здоровый ум он сидить не в теле,
Он в духе мосчном моем таится.»
Жена в диване свернулась в ужасе,
С тоской глядит, шевелит губами:
«И что ж случилось с энтим мужем
Был, как все, а теперь столько сраму?
Не жреть, паскуда, борща, контлетов,
Под юбку руку забыл сувать.
Мога быть к Маньке сходить за советом,
Ведь срочно надо вопрос решать?»
Ей мужа жалко, а вдруг помрет,
Из-за романа какого-та блядска.
Что людям сказать, ведь «Врет!»
Скажет бабка Параська.
- Врешь, не быват таких смертей,
Чтоб здоровый мужик от ума извелся
Куда ни шло, еслиф там сельтирей
Какой-никакой в кишках завелся.
Ишшо бывает, что с перепоя
Сердце рванет, если с дуря
Опиться, к примеру, дурман-настоя
А то - от ума... Не болтай, че зря!»
А графоману до фени слухи,
Его не волнует суетный мирок
Он погружен по самые ухи
В витиеватый романа слог.