Я приступил в исполнению своих обязанностей в июле 1941 года. Кроме приказа о создании и налаживании работы подразделения для разведки на Ближнем и Среднем Востоке, я не получил более никаких инструкций. В мое распоряжение было отдано три пустые комнаты, но персонала я не имел никакого. Для начала я купил стол, три стула, шкаф и пишущую машинку. От последней некоторое время не было особой пользы, так как я, к сожалению, никогда не учился печатать, но я надеялся, что вскоре найду кого-нибудь, умеющего делать это, и в любом случае до того момента, как у меня будет что докладывать, должен был пройти какой-то период времени.
Моя первая сотрудница не владела стенографией и печатала одним пальцем, но у нее были некоторые другие исключительные качества. Это была Паула Кох, которая после войны была представлена иллюстрированными журналами любопытной публике как «Мата Хари Второй мировой войны». Аналогия крайне неверная; Мата Хари была легкомысленной молодой парижанкой, в то время как Паула Кох была набожной католичкой, которая во время Первой мировой войны заведовала самым передовым перевязочным пунктом в армии, продвинувшейся под командованием генерала фон Кресса до берегов Суэцкого канала. «Она заслужила достойное место в истории этой войны», – сказал о ней один офицер Генштаба, и не было написано ни одной работы о ходе боев за Суэцкий канал, в которой ее имя хотя бы не упоминалось.
Она выросла в Алеппо. После Первой мировой войны она основала госпиталь в Пернамбуко и еще один в Голландской Ост-Индии, а в первые дни Второй мировой войны она посвятила себя заботе о немцах, интернированных в Сирии. В доме своих родителей в Алеппо она познакомилась со всеми немцами, имеющими хоть какую-то значимость, и была на дружеской ноге с большинством знатных арабских семейств. Посредством ее добрых услуг я установил контакты с арабскими эмигрантами в Стамбуле, самым способным из которых был Муса Хуссейни, племянник и предполагаемый наследник муфтия Иерусалима. Он учился в Лондоне и в самом большом исламском учебном заведении мира – «Эль Азар» в Каире, и нити его дружеских связей тянулись от одного края арабского мира до другого.
Примерно в это же время в Стамбуле появился друг его дяди и собрат по заговору Рашид Али аль-Гайлани. Иметь с ним какие-то отношения для посла было несколько неудобно, поскольку турки резко отрицательно относились к немцам, имеющим какие-либо дела с арабами; все связи с этими «непокорными подданными», как они имели обыкновение называть арабов, они предпочитали держать в своих руках. Поэтому посол был рад оставить мне как помощнику военного атташе и главе отделения абвера поддержание связей с Рашидом Али. Эта связь открыла двери во все арабские страны; когда немного позже принц Египта в изгнании, сделав ставку на нас, связал свою судьбу с нами, Египет также был включен в нашу разведывательную сеть; посредством контактов с проживающими в Стамбуле русскими эмигрантами стало возможным получение определенного объема информации о России. Первым и самым активным из последних был меньшевик, который в 1919 году был членом правительства независимой республики Грузии в Тифлисе и советы которого были бесценными.
Когда в августе 1941 года русские и британцы оккупировали соответственно Северную и Южную Персию, немцы, конечно, были изгнаны из этой страны. Но ни торговля, ни количество паломников не понизились; и поскольку шахи отправлялись в паломничество или в Кербелу, к югу от Багдада, или в Мешхед на восточной окраине Северной Персии, каждый набожный паломник должен был проследовать через всю русскую и через часть британской оккупационной зоны, и это он делал вполне добровольно, особенно если получал небольшое денежное вспомоществование. Но следует признать, он получал деньги только в том случае, если в пути держал свои глаза и уши открытыми.
Все эти националистически настроенные люди, конечно, предварительно должны были пройти тщательное обучение для выполнения функций и обязанностей, необходимых военной разведке. Их собственные интересы были чисто политическими, и так Стамбул очень быстро стал центром политической разведывательной службы. К последней были привлечены также многие из наших турецких друзей. Первоначально турки были озабочены сохранением нейтралитета своей страны. Существовала долгосрочная традиция турецко-германского военного сотрудничества, которая началась в дни Фридриха Великого, и поэтому турки общались с немцами более свободно и открыто, нежели с остальными европейцами; и они становились еще более общительными и откровенными, если считали, что их информация может принести какую-то пользу в контексте демонстрации Германии способов окончить войну политическим соглашением.