После соединения флота командующие эскадрами собрались на флагманском корабле «Фридрих дер Гроссе», где адмирал фон Ингеноль сделал сообщение о международном положении, предупредил о необходимости приготовиться к открытию военных действий, а также высказал мнение о том, что Англия, вероятно, сохранит нейтралитет. Имелись сведения, что в этом духе высказался перед принцем Генрихом Прусским и английский король Георг. Тем не менее на обратном пути мы приняли все меры предосторожности, соответствовавшие условиям военного времени. Однако же флот разделился, так что I эскадра (четыре «Остфрисланда» и четыре «Нассау») и линейные крейсера направились через Северное море в Вильгельмсгафен, в то время как II и III эскадры с флагманским кораблем командующего флотом направились через Каттегат в Киль. Это разделение нашего флота является самым очевидным доказательством существовавшей у нас уверенности в том, что нам не грозило никакого нападения со стороны Англии; наличие опасности усматривалось лишь на востоке, и поэтому казалось неосторожным оставлять Балтийское море без больших кораблей.
29 июля корабли прибыли в Киль и приступили к работам, предусмотренным на время «состояния усиленной охраны», которое по правилам предшествовало мобилизации; это было необходимо ввиду возраставшего обострения политической обстановки.
Все наши приготовления были связаны с существовавшим у нас мнением о том, что речь может идти лишь о войне с Россией и Францией. 29 июля пополнялись запасы угля и [27] продовольствия. Находившихся в отпуске не вызывали, так как надежда на сохранение мира еще ни в коей мере не была потеряна. На следующий день новости стали еще более угрожающими, а поведение Англии — более враждебным. В соответствии с этим III эскадра приготовилась перейти каналом в Северное море, и сделаны были последние приготовления для того, чтобы корабли в любой момент могли перейти в состояние полной боевой готовности.
Утром 31 июля командующий флотом также направился каналом на корабле «Фридрих дер Гроссе» в Северное море. Из этого решения следовало заключить, что центр тяжести морской войны перемещался на запад. Незадолго до его ухода я беседовал с адмиралом фон Ингенолем, причем на случай возникновения войны он еще раз поручил мне вести со II эскадрой операции против России.
Вполне понятно, что это задание, позволявшее самостоятельно предпринимать и осуществлять первые боевые операции, вызвало во мне живейшую радость. Назначение принца Генриха Прусского командующим морскими силами на Балтийском море существенно не стесняло моей свободы действий, а его знание дела, весь его образ мыслей и сознание ответственности являлись порукой тому, что это назначение было только на пользу делу. Несколько забегая вперед, я должен здесь же заявить, что в течение всего периода командования морскими силами Балтийского моря принц Генрих правильно понимал и образцово осуществлял трудную и неблагодарную задачу ведения оборонительной войны. С того момента, как Англия стала нашим главным противником, для обороны с моря остались лишь самые ограниченные средства как по числу, так и по качеству кораблей: ведь и с моря могло бы произойти русское нашествие, подобное тому, которое испытала Восточная Пруссия, и оно окончилось бы полным разорением прекрасных цветущих городов, расположенных на Балтийском побережье; однако эта чаша нас миновала. [28]
Надежда на ведение самостоятельных операций в Балтийском море в тот же день отпала, так как II эскадре было приказано немедленно перейти в Северное море. В 20 ч. 1 августа, когда Флот Открытого моря находился в полном сборе на рейде Яде, пришел приказ о мобилизации, повсюду встреченный командами кораблей радостными криками «ура».
Мнение относительно вероятного поведения Англии коренным образом изменилось: во флоте считали несомненным, что она присоединится к тем двум противникам, которых первоначально мы считали единственными. Мы ясно отдавали себе отчет в серьезности положения, единственным выходом из которого теперь уже был бой, быть может, с единственной перспективой найти в этом бою славную гибель. Но нигде не было заметно ни малейшего признака уныния перед сознанием превосходства сил неприятеля. Наоборот, у всех — и у команды также — воодушевление и жажда боя лишь возрастали от сознания, что теперь уже не остается ничего иного, как пожертвовать всем и вся, лишь бы не подставить родину под удар.