Из всех перечисленных выше людей в живых остался только один — генерал Томас. Все остальные были казнены нацистами или покончили жизнь самоубийством, за исключением генерала фон Хаммерштейна, который умер естественной смертью. Однако нескольким другим видным участникам заговора удалось спастись, и с двумя из них — Гансом Берндом Гизевиусом и Фабианом фон Шлабрендорфом — я общался достаточно близко. Гизевиус, давший в Нюрнберге сенсационные показания против Геринга, был представлен трибуналу мистером Джастисом Джексоном как «один из представителей демократических сил Германии, который предстанет перед судом, чтобы рассказать свою историю». Шлабрендорф, молодой адвокат в погонах, участвовал в одном из самых поразительных покушений на Гитлера.
Военный лидер заговора генерал Бек не был профессиональным военным, поступившим в армию согласно семейной традиции. Он был выходцем из семьи гугенотов, сыном профессора из Рейнланда, а его жена — дочерью выдающегося юриста. Будучи интеллектуалом в не меньшей степени, чем солдатом, он так же часто общался с профессорами и писателями, как со своими коллегами из Генерального штаба.
Генерал Бек и его друг генерал Хаммерштейн критически относились к воинственному прусскому духу и искренне пытались сделать Веймарскую республику по-настоящему работоспособной. Бек никогда не доверял Гитлеру, но долгое время верил, что немецкий народ сам избавится от своего фюрера. Даже осенью 1937 года он отмечал, что «с учетом положительных качеств немецкого народа можно предположить, что очень скоро нацисты обанкротятся». Через год, когда по всей Германии запылали синагоги и страну захлестнула волна террора против беззащитных немецких евреев, его отношение изменилось. Антисемитские погромы ноября 1938 года открыли глаза тем, кто надеялся, что в один прекрасный день нацистов каким-нибудь образом не станет.
Когда Гитлер развязал свою войну нервов против Чехословакии, требуя Судеты, которые он называл своим «последним территориальным требованием в Европе», Бек все еще был начальником штаба. Он понимал, что агрессивность Гитлера может иметь один-единственный результат — мировую войну, которую Германия не перенесет. Он решил сделать Гитлеру еще одно предупреждение и в конце лета 1938 года, незадолго до Мюнхена, настоял на встрече с ним. Это был его последний разговор с фюрером. Гитлер дал понять, что не боится войны.
Близкий друг Бека генерал Хаммерштейн был, несомненно, самым большим демократом из всех генералов рейхсвера. Из-за немалого желания сотрудничать с Россией его прозвали «красным генералом», и материалы московских судебных процессов конца 30-х годов раскрывают тот факт, что он был одним из контактных лиц в Германии для тех русских генералов, которых обвиняли в организации троцкистского путча. Хаммерштейн призывал устроить военный путч, чтобы не допустить назначения Гитлера канцлером, состоявшегося 30 января 1933 года, но получил отповедь от Гинденбурга, обвинившего Хаммерштейна в попрании традиции, согласно которой немецкие офицеры никогда не вмешивались в политику. Позднее Хаммерштейн вспоминал слова Гинденбурга о том, что ему, Хаммерштейну, следует заботиться о том, чтобы в этом году маневры прошли лучше, чем в прошлом. «Вот чем вам надо заниматься», — сказал старый фельдмаршал.
«Красный генерал» никогда не пользовался популярностью среди немецких правых и националистически настроенных армейских офицеров, поскольку верил в Веймарскую конституцию и старался ее защищать. Но он всегда был в прекрасных отношениях с лидерами профсоюзов и социал-демократической партии и свел Бека со своими друзьями в этих кругах. На вилле Хаммерштейна в Берлин-Целендорфе велись многочисленные дискуссии, на которые Бек привел Хасселя и позднее Гёрделера.