Егор Городецкий, Школа культурной политики (Москва). Статья опубликована в «Независимой газете» №85 (509) 8.05.1993, С. 4. Полемика с С.Беляевой-Конеген и О.Алексеевым («НГ» 1.04.93.)
Использование образа евангельских птичек для изложения новой версии элитаристской идеологии — вообще-то точный и правильный ход. Как известно, главная особенность этих созданий состоит в том, что они «не сеют, не жнут и не собирают в житницы». Или, если попытаться примирить букву Писания с наблюдениями орнитологов и со здравым смыслом, они, как и все остальные живые существа, имеют какие-то источники существования и соответствующим образом заботятся о них, но предпочитают их не обнаруживать, являясь постороннему взгляду беззаботными и кормящимися то ли воздухом, то ли Божьим промыслом.
* * *
Подобным образом ведут себя и элиты, вернее — таковы конструктивные особенности всякого идеологического проекта, направленного на формирование элитных групп (как я понял из статьи, ее авторы согласились бы со мной в признании первенства именно за проектами, а не за самими элитными группами). «Логика и этика» такой группы, ее внутренний дискурс, ее «птичий язык» должны быть устроены чрезвычайно беззаботно и в то же время — предельно целомудренно. Это достигается, во-первых, за счет введения высокого входного ценза, а во-вторых, за счет исключения определенного класса вопросов. Например, всякий вопрос об источнике или происхождении, вопрос «Откуда вы это взяли?» звучит в дискурсе элиты совершенно бестактно. Не важно, по поводу чего он задается: в логике элитной группы и вещи, и деньги, и идеи, и понятия возникают как бы сами собой, то есть, конечно, не сами собой, но какое вам дело до того, откуда я, представитель элиты, их взял, вы думаете, я их украл, что ли, они мне даны самим фактом моей элитарности, а элитарность обеспечена самим фактом обладания ими, и вообще читайте Евангелие, о птицах и полевых лилиях, и вообще сразу видно, что вы, задающий этот вопрос, не принадлежите ни к какой элите, а следовательно, ваш вопрос лишен значимости, это вопрос люмпена, маргинала, вопрос из помойки, и я бы вам, конечно, ответил, только не хочется руки марать.
Элитаристская идеология пуще всего боится вопроса о происхождении. Проект элиты, изображенный Беляевой и Алексеевым, — это проект места, где спрятаны все «начала и концы». где исключена всякая попытка самоистолкования, где страшнее и непристойнее вопроса о происхождении, пожалуй, только вопрос о предназначении.
* * *
Я могу предположить, что именно эта особенность конструкции элитарного дискурса (отлившаяся в особенности реальных социальных групп) оказалась той точкой, от которой оттолкнулись и философствование Ницше, и психоанализ Фрейда, и политэкономический анализ Маркса — движения, задавшие контур философской герменевтики XX века.
Принципы европейского правосознания, более фундаментальные, чем любые «идеологические механизмы» и «интеллектуальные программы», требуют, чтобы закон был общим для всех и не взирал на лица, чтобы наряду с пестротой и разнообразием, если угодно — «тоталитарное» и «эгалитарное», в котором купленное именуется купленным, краденое — краденым, арендованное — арендованным, свое — своим и чужое — чужим. Ницше, Маркс и Фрейд были в этом смысле глубоко европейскими, а значит, глубоко правовыми мыслителями. Герменевтический пафос их работы был правовым по своей сути, он был обращен именно на поддержание работоспособности права, на обеспечение этого пространства, единого для всех, не признающего никаких групповых конвенций, никакого элитарного целомудрия. Именно для этой цели создавался их технический и методологический инструментарий. Для этого Фрейд использовал категорию вытеснения, а Маркс — хорошо известные у нас, но вряд ли адекватно понятые категории труда, эксплуатации и отчуждения.
* * *
Современная элитаристская идеология есть, конечно, идеология «интеллектуальной элиты» — в отличие, скажем, от имущественной или сословной. Организующие современную элиту цензы и запреты лежат по большей части в сфере интеллекта, а более грубые и материальные преимущества подразумеваются по умолчанию. Сегодняшнему «буржуа» приятно чувствовать себя избранным именно по критерию «ума», по так или иначе вычисленному «айканью», а идеологу элиты достаточно лишь намекнуть на то, что субтильные преимущества ума легко обращаются в денежные и политические преимущества (как и наоборот).
Однако эта «логика и этика интеллектуальной элиты» устраивают современного философа так же мало, как Ницше — «общечеловеческая мораль» или Маркса — буржуазная хозяйственная этика. И он обнаруживает, что их, казалось бы, устаревшие техники работают и сегодня. Можно говорить о целом поколении философов, наследовавших в этом отношении Марксу. На Западе это Лиотар, Бодрийяр, Делез, отчасти — Фуко, в нашей стране — прежде всего авторы Московского методологического кружка (к его деятельности, судя по используемой терминологии, явно когда-то имели отношение Беляева и Алексеев, но мы выше уже установили, что подлинному элитарию нельзя задавать вопрос о происхождении его имущества).