Мы можем интерпретировать в терминах труда и отчуждения не только материальное производство, но и всякий вид человеческой деятельности, в частности деятельность интеллекта. Мы можем понять мышление как работу. В этой логике воспроизводство общества сказывается работой воспроизводства, а развитие — работой развития. Первая есть работа нормы, усердия и «копошения», вторая — бескорыстия, безумия и бесстыдства. Но важнее другое — если и то, и другое есть работа, на них в равной степени распространяется этика работы — с такими ее требованиями, как трезвая оценка своих сил, отсутствие корпоративной надменности, открытость для кооперации и необходимость мыслить о последствиях. Или, в более простых и архаических терминах, — смирение, дружелюбие и ответственность.
* * *
Если развитие есть работа, его неспособны обеспечить никакие группы, оформленные по социальному признаку. Более того, вряд ли осмысленно говорить о «развитии общества». Развиваются различные типы деятельности, развиваются группы (или индивиды, или институты), несущие на себе эти типы и целенаправленно работающие над их развитием. Развиваются структуры связей, кооперации и коммуникации между ними. А если кого-то так интересует общество, то можно в конце концов сказать, что и оно развивается — но лишь по сопричастности.
Как при этом происходит социальная маркировка этих групп (или людей, или сообществ), осознаются ли они как элитные или маргинальные, как замкнутые или предельно широкие, как профессиональные или внепрофессиональные, исполнены ли они сознания своей общественной значимости или вовсе не думают об этом — дело десятое. Лишь бы не мешало работе.
* * *
«Независимая газета» имеет давнюю традицию радовать внимательного читателя неожиданным резонансом текстов, как бы случайно помещенных рядом. На пятой странице того же первоапрельского номера — размышления Кьеркегора — философа, породившего или по крайней мере подготовившего «герменевтическую волну», на гребне которой оказались Ницше, Маркс и Фрейд. Его влияние на первого очевидно и многократно обсуждалось. На двух других он вряд ли воздействовал прямо, но интеллектуальная ситуация работы обоих «аналитиков» не в меньшей степени, чем у Ницше, задана кьеркегоровскими вопросами.
Параллельное чтение этой публикации и статьи Беляевой и Алексеева рождает поразительный эффект «сеанса черной магии с разоблачениями». Для того чтобы повторить этот эффект здесь, пришлось бы сплошь цитировать Кьеркегора. Не имея такой возможности, я напомню лишь одну ситуацию.
«Итак, — пишет Кьеркегор, — теперь мы все стали священниками». «Избранничество», «царское священство» христиан — именно оно, будучи реализовано как социальная программа, породило дискурс лицемерия, избавило человека от бестактных вопросов Евангелия, заменив их на «тривиальные замечания». И чем успешнее прогрессирует христианство в реализации этого «всеобщего избранничества», чем выше значимость этого избранничества для социального мира, тем ничтожнее оно перед Богом. Зависимость здесь вполне механическая, наподобие коромысла весов — чем одно больше, тем другое меньше. Если вернуться от кьеркегоровской критики христианства к вопросу об элитарной идеологии, то мы вряд ли сможем пользоваться такими простыми моделями. Я не иcключаю, что некоторые типы деятельности требуют именно элитаристского идеологического обрамления. Возможно, есть такие разновидности работы, которые удобнее и сподручнее всего делать, раздувшись от ощущения своего избранничества. Описанное Кьеркегором христианское общество, между прочим, может быть понято и в логике Макса Вебера — как необходимая среда для возникновения европейского капитализма, — и тогда мы удивимся его работоспособности и продуктивности. Но все же не следует путать ядра и скорлупки, деятельность и ее идеологическое обрамление. Не следует путать места, где происходит развитие, и места, где ведутся разговоры о развитии, реальные «группы прорыва» (по выражению авторов статьи) и элитные группы. Даже в тех случаях — возможных, но, по-моему, крайне редких, — когда в эти группы включены одни и те же люди, принципы их формирования и жизни остаются различными вплоть до противоположности.