Буквальное понимание против символичнского понимания.
Третий вопрос, имеющий важное практическое значение для толкования пророчеств, заключается в следующем: что в пророчестве (и до какой степени) следует толковать буквально, а что — символически или в переносном смысле? Например, буквальный подход к пророчеству о «звере» Откровения подразумевает человека (заметим, что даже этот подход не до конца буквальный); а символический подход видит здесь олицетворение стремления к власти. Буквальный подход подразумевает под Вавилоном реальный город (обычно Рим), в то время как символический подход усматривает в Вавилоне страсть к наживе. Буквалисты часто подразумевают под последним сражением с силами сатаны реальное физическое столкновение, символисты же рассматривают его как изображение истины, которая побеждает зло. Суть вопроса заключается не в противопоставлении абсолютно буквального подхода абсолютно символическому подходу; даже абсолютные буквалисты понимают кое-что символически. Например, если понимать буквально отрывок о жене, сидящей на семи горах (Откр. 17,9), то мы должны сделать вывод, что либо эти горы были очень маленькими, либо жена имела довольно необычную фигуру. И наоборот, самые радикальные символисты толкует кое-что буквально. Итак, разница между буквалистами и символистами не абсолютная, а относительная. Следовательно, вопрос заключается в том, «до какой степени» и «какие части» пророчества следует толковать символически, а не буквально.
По отношению к отдаленным частям пророчества некоторые толкователи предпочитают применять аналогический подход — своеобразную «золотую середину» между абсолютным буквализмом и абсолютным символизмом. При этом подходе утверждения толкуются буквально, но затем трансформируются в их современные эквиваленты. Например, Армагеддонская битва — это не сражение с использованием лошадей и копий, а современный бой (с их современными аналогами, возможно танками и артиллерией). Логическое обоснование такого толкования заключается в том, что если бы Бог дал Иоанну видение современной техники и вооружений, апостол не смог бы понять увиденное и ясно передать его смысл своим читателям.
На вопрос о том, следует ли толковать слово или фразу буквально, символически или в переносном смысле, не существует простого ответа. Контекст и особенности использования слов в определенную историческую эпоху — лучшее вспомогательное средство для принятия решения в том или ином конкретном случае.
Универсальный характер. Четвертый вопрос относится к универсальности определенных апокалиптических символов и может быть сформулирован следующим образом: обозначает ли символ всегда одно и тоже? Некоторые богословы прошлого приписывали универсальное символическое значение некоторым числам, цветам или предметам; например, елей всегда является символом Святого Духа, закваска — всегда символ зла. Возможно, большинство современных евангельских богословов отвергает идею об универсальности символов, но принимает концепцию регулярности в символике некоторых библейских авторов. Числа, которые часто рассматриваются как символы, — 7, 12 и 40. (Вопрос о том, следует ли понимать символически 1000 или нет, еще не решен). Цвета, часто обладающие символическим значением — белый, красный, багряный. Они часто обозначают соответственно чистоту, пролитие крови и царское достоинство.[159]
Условный характер.
Пятый вопрос — все ли пророческие утверждения условны, или только те, которые содержат слово «если»? Данную проблему можно проиллюстрировать следующим образом: на основании многих библейских отрывков (напр., Мал. 3,6; Евр. 6,17-18; Иак. 1,17) мы считаем, что Бог неизменен. С другой стороны, в некоторых случаях Бог «раскаивается», т. е. изменяет Свои планы наказания и суда, — как например в Исх. 32,14, Пс. 105,45 и Иона 3,10. В случае с Ионой Бог повелел ему проповедовать, что Ниневия через 40 дней будет разрушена. Как кажется, при этом не было выдвинуто никаких условий, по которым это предсказание могло бы не исполниться; однако когда ниневитяне покаялись, Бог приостановил Свой предсказанный суд (Иона 3,10).
Возникает два вопроса. Во-первых, как согласовать доктрину о Божьей неизменности с тем фактом, что в Писании содержится ряд случаев, когда Он изменяет Свое решение? Во-вторых, если в предсказании о грядущем суде на Ниневию содержалось невыраженное «если», то не являются ли все пророчества условными?
Ответ на оба вопроса, по крайней мере частичный, находится в объяснении, данном Богом Иеремии:
«Иногда Я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу и погублю его; но если народ этот, на который Я это изрек, обратится от своих злых дел, Я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему. А иногда скажу о каком-либо народе и царстве, что устрою и утвержу его, но если он будет делать злое пред очами Моими и не слушаться гласа Моего, Я отменю то добро, которым хотел облагодетельствовать его» (Иер. 18,7-10).
Эти стихи помогают нам яснее понять принцип Божьей неизменности. Бог иногда не исполняет Свои предсказанные действия с целью остаться неизменным в Своей сущности. Так как люди иногда изменяют свое поведение и отношение к Богу, то и Бог изменяет Свои предсказанные решения по отношению к ним, чтобы остаться неизменным по Своей сущности любви и праведности. То же желание сделать пророчество о народе зависимым от человеческого отклика на него мы находим и в действиях Бога по отношению к отдельным людям, которые покаялись (Напр., 3 Цар. 21,1-29). Таким образом, справедливо будет признать, что пророчества могут иметь подразумеваемый условный характер, даже если условие и не выражено явным образом.[160]
Однозначность против многозначности.
Последний вопрос, один из наиболее спорных, заключается в следующем — имеет ли пророческий отрывок одноединственное значение или несколько значений? Сторонники многозначности для описания своего взгляда используют самые разнообразные термины: «двойное значение», «двойное отношение», «многоэтапное исполнение» или «многозначность». В предыдущих главах мы уже рассмотрели теоретические и практические проблемы, присущие любой экзегетической системе, согласно которой отрывок может иметь разнообразные значения. Пейн прекрасно критикует теорию многозначности и предлагает принципы толкования пророчеств, которые согласовываются с концепцией одного подразумеваемого значения в каждом отрывке. Его идеи положены в основу следующих параграфов.[161]
Если мы утверждаем, что библейский текст имеет одно единственное значение, то это совсем не значит, что это значение не может иметь самые разнообразные применения в различных ситуациях. Этот же принцип применим к пророческим отрывкам и к их исполнению, как утверждает Пейн:
«Итак, в Посланиях Нового Завета часто упоминаются ветхозаветные пророчества, причем не в связи с их исполнением; например, 2 Кор. 6,16 цитирует Лев. 26,11 (о Божьем пребывании со Своим народом во все еще будущем завете мира), 6,17 цитирует Ис. 52,11 о выходе Израиля из нечистого Вавилона) и 6,18 упоминает Ос. 1,10 (о включении язычников в народ Божий). Все это показывает нынешнюю радость христиан о присутствии Божьем и необходимость быть отделенным от нечестивого мира, хотя это имелось в виду только в последнем случае (Осия 1,10). Терри [M. S. Terry Biblical Hermeneutics, р. 383] ясно заявляет «Мы можем с готовностью принять тот факт, что Писание может иметь множество практических применений: иначе оно не было бы полезным для научения, обличения, исправления и наставления в праведности (2 Тим. 3,16)", однако, он категорически настаивает на единственном исполнении библейского пророчества."[162]
[159] Изложение концепций человеческой солидарности в Ветхом Завете и в древнееврейской культуре можно найти в книге: Russell Shedd,
[160] John W. Wenham,